Рома был в замешательстве. Ему было непонятно, что такого обидного он сделал.
С трудом досидев до конца фильма, они молча вышли из кинотеатра, старательно отводя глаза друг от друга, чтобы не встретиться взглядами. «Ну и ладно, – решил про себя Рома. – Подумаешь, какая „крем-брюле“! Странная она какая-то. Не поймёшь, что у неё в голове. Представляю, что бы она устроила, если бы я решился поцеловать её».
– По-моему, она в тебя втюрилась, – сказал ему как-то между прочим Соловьёв.
– Кто?
– Климова.
– А ты откуда знаешь?
– Так все уже знают. Видели вас, голубков, в кино на последнем ряду. – Он сделал паузу, наблюдая за реакцией Ромы. – Мне ничего не сказал, а ещё друг называется.
– Да нечего рассказывать. Ничего не было. Ну, пригласил её в кино, на этом всё закончилось.
– У тебя, может, и закончилось, а вот у неё нет.
– С чего ты взял?
– Смотри, какие муки из-за тебя принимает. Каждый день то классная, то завуч пропесочивают ей мозги за безнравственное поведение.
– Ты о чём?
– Обратил внимание, что она галстук не носит, типа из пионерок уже выросла. А вчера после уроков мы дежурили, столы переносили в актовый зал, входим в класс, а завуч говорит ей: «Стала краситься безбожно, ладно бы прыщик припудрила или как-нибудь незаметно ресницы подкрасила, а то уже и ногти! С завтрашнего дня возьмусь за вас. Имей в виду, буду стоять у входа в школу с ножницами и всех школьниц проверять. Поняла? Иди».
– Ну, а я-то причём?
– А кто же ещё?
Рома, Саня и Лёва жили в южном курортном городе, расположенном как в чаше в окружении гор, покрытых лесом, в роскошном благодатном месте, с домами, утопающими в садах и цветниках, в атмосфере, душной от аромата плетистых роз, увивающих ограды, притягательном для тысяч людей, прибывающих сюда, чтобы отдохнуть душой и телом.
Живя интересами отдыхающих, город пребывал в атмосфере нескончаемого праздника. Полный удовольствий и соблазнов, это был клондайк для музыкантов, приезжающих сюда вместе с приливной волной отдыхающих. Рестораны и танцплощадки, к вечеру наполняясь народом, своим весельем, музыкой и смехом были притягательны и для ребят, которые, втроём слоняясь по улицам, вдыхали густой воздух южных ночей, напоённый чувственным томленьем. Под заезженный излюбленный мотивчик кружащие в сладостном дурмане в обнимку пары будоражили просыпающиеся молодые натуры, тревожа тайные желания. Волнующие стенанья бас-гитар, изнемогающих от страсти в руках музыкантов, задевая потаённые струны, нашёптывали бредовые обещания, и звуки тарелочек ударников рассыпались мурашками по коже.
Все трое учились в городской музыкальной школе, но такой музыке, которую они слышали вечерами, их не учили. Это была совершенно иная музыка: очень простая, свободная, с такими же понятными, как и мотив, проникновенными словами, пленяющая душу сквозящей в них беззаботностью, которой хотелось жить всем.
Видя, как запросто, без особого труда, буквально из воздуха добываются завидные, лёгкие деньги, сравнивая классику с той музыкой, которая витала в воздухе, золотым дождём проливаясь на руки джазменов, ребята постигали философию жизни, непосредственно наблюдая эту картину. Вот, посмотри, говорила сама жизнь, видишь, есть более лёгкий путь. Пусть планка, которую подняли тебе, высока, но ты можешь выбрать путь полегче, такой же беззаботный, как эти песни, и непринуждённо скользить по поверхности жизни, не углубляясь в её суть. Существуют единицы ценителей высокой музыки, и есть популярный репертуар, который любят все остальные.
