Скрежет усилился. Щупальца призрака потянулись к заведующей, и вой «Убей!» стал почти непереносимым.
А Давид почувствовал, как у него скулы сводит от раздражения. Да с какой стати ему бегать за Синицыной?!
А можно её просто отчислят?
Можно?
Столько проблем разом бы решилось.
С трудом подавив желание расчесаться, Хворь сцепил руки в замок, запинал гнев на самое дно организма и спокойно ответил:
– Я поговорю с ней. На какое число можно перенести пересдачу?
– А ни на какое, – Штольц коварно усмехнулся. Декан являл собой вымирающий вид преподавателя, пытающегося вбить в головы студентов учебный материал. Но методы он избирал скотские: то менял неожиданно тему курсовой, то требовал по три дополнительных ответа на зачёте.
Выделял любимчиков, того же Карпова усердно тянул вверх, зато сливал Синицыну. Давид считал это несправедливым: сливать надо обоих.
– Но Сеймур Кристианович!
– Ладно, пусть завтра приходит. Но только ради тебя, Хворь. И следующую работу по управлению командой проекта вы пишете с ней вместе.
– Но с Давидом я обычно работаю! – неуместно пискнула Лена, на что декан безразлично отмахнулся.
– Ты и сама справишься, а этой явно пинок нужен.
Камилла Ринатовна осуждающе покачала головой и быстро выпроводила студентов из кабинета, не заметив, что чёрная слизь облепила её руки и грудь. Монстр непрерывно выл. От этого воя, не заметного никому другому, у Давида начали трястись руки.
Хворь сжал губы, царапаясь о брекеты.
– Достала меня эта Синицына, – бурчала Лена, недовольно хмурясь.
Хворь был с ней совершенно согласен. И если Тихонова могла позлиться и забыть, Давиду предстояло затащить фиолетовую занозу на пересдачу.
***
Минут пять Давид собирался с мыслями. Он так долго строил стену между собой и улыбчивой Синицыной, что теперь просто подойти и пнуть её на пересдачу казалось делом немыслимым и невоспитанным.
Две первые пары он смотрел на фиолетовый стог волос в надежде, что внутри Синицыной проснётся чувство ответственности и она сама дойдёт до деканата.
Вот только девушка преспокойно спала на задней парте, даже не думая показать рвение в учёбе.
Всегда нерасчёсанная, неряшливая, одетая в странные огромные вещи. Толстовки и джинсы не по размеру неприемлемы в учебном заведении! А она вечно являлась в страшной оранжевой толстовке, из-под которой торчали драные джинсы.
Как натуральный бомж!
Кажется, у Синицыной даже носки были мятые, а кроссовки постоянно измазаны в грязи. Такой неопрятной женщины Давид в своём окружении не вытерпел бы и секунды.
Поэтому и ляпнул про её волосы, что это жуть жуткая. И это ещё мягко сказано! Короткие фиолетовые патлы, чуть длиннее каре, стояли дыбом на голове Синицыной, будто их намазали клеем и оставили сушиться на солнце. Сальные кончики жутко поблёскивали, будто вот-вот оживут и набросятся душить собеседника за то, что не улыбается ей в ответ.
Ирина не знала, что такое расчёска и гель для укладки? О нет, она просто была НЕРЯХОЙ. Самое жуткое, что может быть в девушке. Невоспитанная, грязная, накрашенная как проститутка, потерявшаяся по пути с работы.
Но самое страшное – пирсинг Синицыной. В носу и в брови. Два тонких металлических колечка вызывали у Давида панический ужас. Он боялся игл ещё больше, чем питерских мостовых.
Он представил, как Синицыну прокалывали целых два раза, да ещё и куда-то помимо ушей, и руки ощутимо тряслись.
Спасибо, что вообще пришла. Первый семестр Ирка саботировала как могла, забивала почти на все пары, кроме тех, по которым были экзамены, и ещё парочки. Наверное, тех, что ей нравились. Но Давид был неуверен. Вполне возможно, что Синицыну просто заставляли ходить на занятия. Хотя вечно довольное лицо её сияло неугасающими лучами улыбки.
