Читать онлайн Рудианова Анна, Елена Третьякова - Осколки истины

1. ГЛАВА 1. Отражения в лужах

ГЛАВА 1. Отражения в лужах

Словно в зеркале страшной ночи

И беснуется и не хочет

Узнавать себя человек,

А по набережной легендарной

Приближался не календарный -

Настоящий Двадцатый Век.

А. Ахматова

16 апреля 1920.

Российская империя, Петроград.

Екатерина Михайловна

В огромной луже перед Аничковым мостом отразился озирающийся молодой человек, прошедший тут секунду назад. Он вытащил кошелёк из корзины молодой девушки, глазевшей по сторонам, спрятал в полу своего пальто, обогнал жертву и даже приподнял кепи, желая ей "доброго утра". Можно было бы кинуться вперёд, за ним, предупредить ограбленную, вернуть украденное, но Катерина лишь ускорила шаг. А отражение тут же смылось, сбитое ногой спешащего прохожего.

Блеклое солнце в проталинах серого мутного неба навевало тоску и уныние. Не улучшило настроение ни то, что впереди ждали два дня, свободных от службы, ни то, что весна потихоньку всё же вступала в свои права.

Шагая по Невскому проспекту – главной магистрали столицы, Катя рассуждала о том, не попроситься ли ей обратно, на прежнее место работы – в ломбард на Литейном. Но мысль не успела оформиться в решение – девушка дошла до парадной конторы, за дверью которой монументально возвышалась Серафима Ивановна, главный архивариус и цербер всея конторы. Была она женщиной злобной, желчной, несчастной по сути своей; старой девой, верой и правдой служившей потомкам великого ювелира Фридриха Маберже уже сорок лет.

– Вы сегодня вовремя, голубушка, – поджав тонкие бескровные губы, отвесила хмуро вместо приветствия.

За пять минут до восьми утра каждый рабочий день Серафима Ивановна занимала свой пост в дверях, запоминая опоздавших, чтобы в последующем донести эту информацию начальнику – педантичному потомственному немцу Густаву Маберже, старшему внуку великого Фридриха. Чтобы запоминать всех нарушителей порядка, ей не требовались ни перо, ни бумага. Женщина обладала потрясающей памятью и феноменальной въедливостью, благодаря чему и стала неизменным и незаменимым архивариусом конторы. Она безошибочно помнила все изделия, вышедшие из-под рук умелых мастеров ювелирного дела, расходы материалов и фамилии поставщиков драгоценных камней. Все то, что скрупулёзно и подробно записывалось в специальные ведомости, книги и сводки, хранилось в голове Серафимы на протяжении всех её бездарно прожитых лет.

– Доброе утро, – поприветствовала Катя всех сослуживцев, проходя внутрь.

В ювелирной конторе Фридриха Маберже девушка служила всего второй год. Вначале по протекции своего дядюшки была определена в ломбард, где принимала на оценку золотые и серебряные украшения, которые приносят под залог горожане, оказавшиеся в стеснённых финансовых условиях. Чаще всего это были совсем уж отчаявшиеся люди: вдовы, сдающие обручальные кольца, бедные девицы, закладывающие серьги, оставшиеся от родителей, студенты, несущие последнее, что можно заложить – бабушкину брошь или портсигар деда. По началу Катерине с её сердобольностью и жалостливостью было трудно, она искренне надеялась, что положение дел посетителей выправится, и они выкупят сданные вещи обратно. Но проходило время, практически никто не возвращался за кольцами, серьгами и серебряными подсвечниками. Девушка тоже стала спокойнее относиться к потоку скорби и печали, который проходил через её руки в течение рабочего дня, чужие беды уже почти не задевали душу.

После полугода хорошей работы Катю повысили в должности до помощницы ювелира. В её обязанности входили сортировка изделий, передаваемых на лом, разбор изделий на составные части: золото шло на переплавку, драгоценные и полудрагоценные камни передавали в другой цех резчикам.

А аккурат после Рождества Христова перевели Катю в главную контору на Невском проспекте. Теперь в её обязанности входило обслуживание покупателей, которые лично или через поверенных оформляли сделки по приобретению ювелирных изделий

Драгоценности Фридриха Маберже знали и любили в столице вот уже несколько десятков лет. Основатель фирмы Фридрих Маберже получил звание Поставщика двора Его Императорского Величества, право ставить личный именной оттиск на изделиях, выстроил разветвленную сеть ломбардов и магазинов, оставил потомкам – сыновьям и внукам, прибыльную деятельность. Под управлением сыновей контора расцветала, а некоторые мастера-ювелиры получили высочайшее право ставить свои именные оттиски-штампы рядом со штампом Ф.М. Внуки Карла тоже не посрамили великую фамилию и неоднократно радовали семью императора изделиями своих мастеров и подмастерий.

Работа с ювелирными украшениями Кате нравилась, но омрачали настроение сами клиенты – в большинстве своем дворяне, зажиточные горожане и богатые иностранцы или их доверенные лица, обращающиеся со служащими конторы высокомерно. Куда милее и ближе Кате были те простолюдины, которые захаживали к ней на Литейном.

Отработав половину рабочего дня и получив высочайшее одобрение Серафимы отправиться на перерыв, Катя вышла из конторы, прихватив с собой собранный дома обед, и, обогнув здание, оказалась на перпендикулярной улице, где в довольно-таки грязной и темной подворотне на первом этаже находился ещё один ломбард. Там трудилась подруга Катерины – Софья.

– Ты сумела вырваться из лап старого цербера? – со смешком поприветствовала подругу Софья.

– Да, она сегодня вцепилась в Марию. Меня миновала чаша яда.

Софья была не понаслышке знакома с характером Серафимы Ивановны и искренне сочувствовала подруге.

Девушки тем временем расположились за столом в подсобном помещении ломбарда, разложили свою нехитрую снедь и принялись за обед.

– Представляешь, – вспомнила Софья, – мне вчера принёс один прохиндей золотое кольцо, обручальное, женское, с гравировкой по внутреннему ободу. А лицо у него самого вороватое, хитрое, узкое, как у ласки, и глаза бегают. Я ему говорю: чье кольцо? Украл, поди? А он мне: помилуйте, как можно, жены-покойницы, – перекривляла Софья посетителя. – А Сергей Владимирович тут как тут, приказал взять и сразу сдать в металл. Не придёт этот прохиндей его назад выкупать. Думаю, что краденое колечко, – девушка замолчала, понимающе молчала и Катерина. Она с таким тоже сталкивалась не раз и не два, но брала с рук у клиентов по указу начальника явно ворованное, не докладывая жандармам.

– А что, приметное кольцо?

– Нет, только гравировка искусно сделана. Дорогое кольцо, не поскупился муж на подарок.

– А покажи для интереса, – попросила Катя от скуки, сама не ожидая, к чему приведет её любопытство.

Софья сбегала в подсобку и принесла оттуда коробку с товаром: золотое кольцо и тонкий серебряный браслет. Кольцо было действительно обыкновенным: жёлтого золота широкий ободок, а что до гравировки, то Катя не успела её оценить. Только взглянув в гладкую поверхность кольца, увидела страшное видение: занесённый над жертвой нож и тёмную фигуру. Отложив от себя украшение, Катя сглотнула и попыталась принять невозмутимый вид.

Свой магический дар она не афишировала, благодаря чему ей удалось избежать обязательного магического обучения и внесения в реестр магов. То, что она по отражениям в гладких глянцевых поверхностях может считывать события прошлого разной давности, знала только мама. Даже отец считал, что дочь обделена магией, и очень сокрушался по этому поводу.

После того как во время мировой войны на полях сражений стала вспыхивать в людях магия, обладатели дара ценились властями, независимо от титулов и происхождения. Проснувшаяся в населении сила помогла Российской империи победить в жестокой войне и выйти на лидирующие позиции в мировом политическом устройстве.

За последующие мирные года носители дара тщательно изучались и обучались. Но все равно до конца магия не была исследована и приручена.

Наиболее распространенными видами магии были целительская у женщин и боевая у мужчин. Правда некоторые только и могли, что прыщи лечить или врага кусать мелкими разрядами тока. Но и этим людям старались найти применение.

Решение молчать о приобретении своего редкого дара и не развивать его Катя приняла после того, как на войне погибла её кузина. Лиззи была целителем, слабеньким, с едва теплящимся огоньком дара. Выгорела она быстро, буквально за два месяца, что оставило в душе Кати неизгладимый след. Её отрицание магии достигло апогея, когда соседскую девочку двенадцати лет принудительно забрали в интернат для одарённых детей, потому что в ней проявился сильный дар чтения мыслей через прикосновения. Дар, безусловно, надо было развивать, чтобы сама носительница не погибла по глупости, но Катина тонкая душевная организация противилась силовому изъятию ребёнка от матери с отцом. Институт для сильных магов был сродни тюрьме, куда не допускались посторонние, встречи с родителями разрешались один раз в месяц, а после окончания интерната маги обязаны были всю жизнь трудиться на благо родины.

Поэтому когда впервые в шестнадцатилетнем возрасте Катя, заглянув в зеркало в прихожей, увидела, что молочник, приносивший им молоко дважды в неделю, украл кошель из отцовского пальто, она испугалась и промолчала. До того её разум был скован страхом быть отправленной в интернат.

В последующем девушка вынуждена была открыться матери, но они обе решили хранить тайну активного дара в строжайшей тайне.

Натыкаясь по жизни то там, то здесь на разные отражения, со временем Катерина научилась не реагировать на проявления своего дара за исключением очень ярких видений. Таких, как в этом кольце.

***

18 апреля 1920 года.

Лев Георгиевич Юрьевский.

Лев Георгиевич сразу понял, что задержится надолго. И обед, приготовленный пухлыми ручками молоденькой соседки, ему теперь не светит. Да и не только обед. Тут ужин бы не пропустить.

Вызвали его по делу особой срочности и страшности, как сказал жандарм. И надо же – не преувеличил. Картина, представшая взору сыщика сыскного ведомства, ужасала. Обычный человек после такого натюрморта даже думать о еде не смог бы, а для Льва Георгиевича истерзанная женщина на полу была просто “телом” и досадным препятствием между ним и кухаркой, исправно угощающей следователя обедом.

Убийца снял кожу с жертвы, оголив мышцы, и кое-где срезал мясо до кости. Особая жестокость граничила с профессиональностью мясника.

Лев Георгиевич много повидал в своей жизни и мог поклясться, что преступник умеет обращаться с холодным оружием и теперь где-то носит с собой несколько килограмм свежесрезанного эпидермиса. Не мог же он проделать столько работы зря.

– Это сатанисты! – выдал Иван Путилин – друг и напарник Льва Георгиевича, тоже сыщик, но молодой, зелёный. Тощий парень с серыми глазами, жиденькими волосами под фуражкой и модными усиками.

Ванька рылся в шкафу, и реплика его будто бы выпала из полок. Напарник был человеком начитанным и разносторонне развитым. Настолько прогрессивным, что Лев Георгиевич даже немного опасался, как бы его не забрала тайная полиция. Путилин любил орать лозунги за свободу и равноправие даже не выпив. Он вообще не пил, что уже было тревожным звоночком. Ну какой нормальный русский откажется в праздник пригубить?! Не будем тыкать в Путилина пальцем. Иван между тем переключился на кровать, перевернул старый дырявый, полосатый матрас и многозначительно добавил: – Я читал, что они так своего Диалова вызывают.