– Да вот! Есть целая серия маршей под названием «украинских»… Они так и назывались, 1-й украинский, 2-й украинский. Хорошие марши. Кажется, Чернецкий их сочинял.
– Ну и что же? Я-то их не знаю…
– Да вы послушайте, они построены на основе украинских песен. Как и полагается, есть вступление, а затем, в ритме марша, какая-то песня, затем другая, потом третья и опять сначала. Вот и вся премудрость. Но сделано здорово! И, знаете, нога так и поднимается сама! Да я вам дома насвищу!
– Хорошо, спасибо! А Встречный марш? Какая между этими маршами разница?
– Встречный? Ну, во-первых он играется скорее обычного марша и, потом, как бы это вам сказать, более чеканный, более отрывистый и, пожалуй, более торжественный, что ли. Играется он мало. Очень мало. Да не волнуйтесь вы. Вы же можете всё записать нотами, домой придём, вон сколько с нами живёт старых вояк! Напомнят!
Когда Егоров и Добровин, придя домой, рассказали своим товарищам о задаче Егорова и необходимости помочь ему, помощь явилась сразу и в гигантских размерах. Все командиры стали вспоминать разные марши, начали напевать их Егорову, так что, в общем, записать он ничего не смог. Только Полтинин, оказавшийся весьма общительным и серьёзным человеком, до призыва в армию служивший инженером в ГАИ, из своего чемодана достал небольшую мандолину и, отведя Егорова в уголок, методично наиграл ему Встречный марш и сказал, что наиграл ему правильно и марш этот имеет название «имени М.И. Калинина». Потрясённый эрудицией Полтинина, Егоров записал марш и сделал клавир. В этот вечер он ничего не смог написать своей жене. Голова была забита какими-то музыкальными фразами, которые никак не могли удовлетворить совершенно непонятному требованию, «чтобы в минуту было 120 шагов»!
Почти всю ночь не мог заснуть Егоров! Слышал он какие-то диковинные украинские марши, какие-то маршеобразные звуковые комбинации не давали ему возможности уснуть. Уж и встать он хотел, записать на нотной бумаге то, что ему запомнилось, да подумал, что кругом спят его товарищи и придётся зажигать лампу, а лампа-то была заправлена не керосином, а соляркой, и поэтому горелка была густо обсыпана солью!
Всё это и в нормальных-то условиях вызывает возню и шум, а уж ночью, когда все спят!.. Так и промаялся до рассвета. А когда встал, то всё-таки решил записать то, что осталось в его памяти. Во всяком случае, входя в помещение оркестра, он точно знал, что сегодня репертуар его, помимо Интернационала, обогатился ещё и Встречным маршем, и каким-то ещё, пока ему самому неведомым, но пригодным для оркестровых нужд маршем.
Его ожидала непредвиденная радость! Не успели ещё музыканты ответить на его приветствие, как к нему подошёл молодой ещё, просто очень похожий на мальчишку, один из вторых трубачей, Павлов, и, захлёбываясь от удовольствия, доложил:
– Товарищ старший лейтенант! Вот мы нашли-то что! Просто же везёт нам! – и сунул в руки Егорова довольно увесистый пакет. Сквозь плотный слой бумаги прощупывались какие-то будто бы книги, но и ещё что-то плотное, твёрдое, массивное.
В пакете оказались совсем неплохие медные тарелки, правда, разные, вероятно, из разных комплектов, без ручек, но ведь приделать к ним кожаные петли – это же пара пустяков! Но они же ведь звучат! Это же счастье!
Но и не только тарелки были в пакете! Там были ещё и ноты! Да, да! Настоящие, печатные, оркестровые партии и почти целый комплект сборника художественного репертуара! Правда, сборник был разношёрстный, но были марш из «Аиды», и увертюра Россини «Сорока-воровка», и «Венгерские танцы» Брамса, и произведения Штрауса, и ещё много разных произведений развлекательного жанра! И было ещё много разрозненных партий «Сборника маршей».
