– Не в нашей мастерской? А где тогда? Вы же в город не ездили, никуда не отлучались! Петров, что ли? Он и так занят! Ну, кто же сделал?
С трудом освободился от него Егоров, с ещё большим трудом не раскрыв ему тайну своих сапог.
В оркестре всё было благополучно. Люди занимались, работали. Кухаров и вида не подал, что он в чём-то «повинен». Во время перерыва Егоров подозвал его, отвёл в сторону и, не скрывая своих благодарных чувств, сказал ему:
– Ну, Кухаров, спасибо вам. Я не ожидал такого мастерства и такой быстроты. Сапоги мне очень нравятся, очень, и я даже не знаю, как вас благодарить! Скажите мне попросту, сколько я вам должен?
И тут, к своему удивлению, он увидел, что Кухаров побледнел, губы у него задрожали и в глазах появились какие-то подозрительные блёстки.
– Обижаете, товарищ старший лейтенант! Я вам как другу, как брату, от всей души! Первый, кто выслушал меня и не обругал, не читал морали, не запугивал, вы были. Как же мне смотреть на вас! Да я…
Егоров взял его левую руку и крепко пожал! Пожатием не командира, не старшего. Пожатием друга и человека.
– Только об одном прошу вас! Не говорите никому, что это я сделал! А то покоя не дадут, жить не дадут!
– Как жить не дадут? – удивился Егоров.
– Начнут ходить, тому сделай, другому! А мне это ни к чему, – сказал Кухаров.
Егоров пообещал ему хранить его тайну. Но в самом ближайшем времени, неизвестно через кого, всё же эта тайна обнаружилась. То ли кто из музыкантов проговорился, то ли кто из командиров – соквартирантов Егорова, но однажды интендант Комлев поймал Егорова в штабе и начал его уговаривать отдать Кухарова в его, Комлева, «ведомство», с тем, чтобы назначить его сапожным мастером в ремонтные мастерские части.
– Вам же музыканты нужны, а он сапожник, да ещё какой! Нет, вы обязаны передать его мне. О другом решении и речи быть не может.
– Что значит другое решение? – сказал Егоров. – По-моему, решение давно вынесено, у Кухарова есть военно-учётная специальность, ВУС-108, что означает военный музыкант; дело другое, плохой он музыкант ли, хороший, но это уже дело моё. Да и невозможно обойтись только хорошими музыкантами! И плохие нужны тоже! А вот насчёт его сапожничества в его военном билете ничего нет, так что мне кажется, ничего из вашего пожелания не получится.
– Не хотите, значит? Ладно! Я пойду к майору Рамонову, он прикажет.
– Сомневаюсь! Не думаю, чтобы майор Рамонов пошёл на противозаконное дело. Мало ли что умеет человек делать? Вы же не родились интендантом? Что-то вы ещё умеете делать? Но вас сделали интендантом, потому что это записано в вашем военном билете. Не сделали же вас командиром роты, очевидно, этого вы делать не можете!
– Хорошо! Не будем спорить! Значит, вы не даёте мне Кухарова? Ну, я прижму вас! Попомните меня!
– А прижмёте, или прижимать будете, пойду к майору Рамонову. Не стоило бы нам друг друга запугивать! Не такое сейчас время, и не такими должны быть люди!
Когда об этом разговоре Егоров рассказал Кухарову, тот усмехнулся и сообщил Егорову:
– Да я уже знаю! Меня уже Комлев вызывал! Говорит, жить будешь отдельно, а кормить буду сам. Первое задание – всему командованию сапоги перетянуть, как капельмейстеру, это значит – штабному командованию! А уж ему-то, Комлеву, в первую очередь. Говорит, «свет увидишь»… Во как!..
– Ну а вы ему что?
– А что я ему? Я, говорю, и шить-то не умею. Откуда вы взяли, что я сапожник? Вы-то не видели, как я работал! И никто не видел. А болтать языком-то кому не лень? – и вдруг «успокоил»: – Да я ему морду-то уже набил! Небось теперь не поболтает!
