Они вышли в коридор и прошли на крыльцо. На самом крыльце стоял воистину былинный добрый молодец. Высокий, широкоплечий, голубоглазый, светловолосый великан в фуражке с малиновым околышем, в как-то особенно щегольски сидящей гимнастёрке, подтянутый, как бы для участия в параде на Красной площади, с капитанскими знаками отличия, с медалью «ХХ лет РККА». Это был командир полка, тот самый Смеляк, о котором с таким теплом говорил кадровый капитан в штабе дивизии.
На две ступеньки ниже стоял другой, также подтянутый, такой же блестящий командир с комиссарскими звёздами на рукавах и двумя шпалами в малиновых петлицах. «Комиссар», – догадался Егоров.
Подойдя ближе к капитану Смеляку, Егоров взял под козырёк и отрапортовал о своём назначении и прибытии в полк.
Капитан Смеляк широко улыбнулся, прямо расцвёл, обнял всех сияющей улыбкой, широким жестом подал руку и сочным, звучным голосом сказал:
– Милости прошу, товарищ Егоров. Очень хорошо! Видишь, комиссар? Будем и мы с музыкой. Это великолепно, что нам капельмейстера прислали! Устроились, Егоров?
Но за Егорова ответил Трусков, который доложил командиру всё, что относилось к Егорову и его устройству.
Егоров же тем временем обратился с таким же «самопредставлением» к комиссару. И комиссар Ураганов так же тепло поздоровался с Егоровым и выразил удовлетворение этим назначением.
– Вы что, обедать идёте? – обратился Смеляк к командирам. – Прекрасно! Я с комиссаром сейчас тоже пообедаю и пойду «наверх», доругиваться. Вероятно, поздно придём. Так что вы, Трусков, посмотрите за разводом, примите рапорта, а Завернихин будет в штадиве, тоже поздно появится. Так что – действуйте!
Пропустив вперёд командира и комиссара, группа командиров направилась в столовую, но Егоров, не думая о последствиях, пустился догонять командира и комиссара, свернувших на другую аллею.
Обернувшись на бегу, он увидел, что штабные командиры остановились, а Трусков что-то досадливо махал рукой.
– Разрешите, товарищ капитан! – догнав Смеляка, произнёс Егоров.
– Что такое? Слушаю вас, – остановились Смеляк и Ураганов.
Прерывающимся от бега и волнения голосом Егоров доложил о том, что по его, Егорова, части в полку ничего не имеется, нет ни людей, ни материальной части, другими словами, нет совсем ничего, что давало бы ему, Егорову, возможность приступить к работе, а не висеть в качестве бездельника на шее полка, и что ввиду всего этого он, Егоров, просит откомандировать его туда, где он и его работа действительно нужны и т. д. и т. п.
Смеляк удивлённо, широко раскрытыми глазами, смотрел на Егорова и молчал.
Но комиссар Ураганов как-то сразу изменился. Он побледнел, глаза его засветились мрачным, недобрым огнём, и каким-то шипящим голосом он спросил:
– Эт-то что такое? – затем, очевидно, поняв, что громкий разнос неуместен, он перешёл почти на шёпот:
– Что значит откомандировать в другую часть? Где эта самая часть? Что это за часть? Та часть, где всё уже сделано, где всё для вас приготовлено? Кто-то готовил, кто-то из кожи лез, и вот туда, на готовенькое, будьте любезны, примите дорогого товарища! Чтобы я больше этого не слышал! Ни звука! Боитесь трудностей? Самому делать придётся? К-к-к-какой нашёлся!
Егоров собрался ответить, что он уже делал всё сам и не побоялся трудностей, но Ураганов не дал ему и рта открыть:
– Молчать! Не сметь! Идите и делайте то, что вам прикажут! Я…
