Егоров пожал ему руку, и Королёв направился к землянкам.
В штабной комнате Егоров оживлённо сообщил об этом визите своим товарищам.
– Вот удача, друзья! Пока тут суть да дело, а ко мне уже пришёл сам, без всяких списков, старшина оркестра. И говорит, что музыканты есть!
– Какой старшина оркестра? – заинтересовался Соломский.
– Старшина оркестра, трубач. Королёв Валерий. А сейчас он в батальоне Неверова, помкомвзвода. Парень – чудесный!
– Подождите, подождите! Где же это тут чудесный парень? Говорите – Королёв Валерий? У Неверова?! Сейчас, сейчас посмотрим, – Соломский достал какую-то папку и стал внимательно просматривать вложенные в неё списки.
– Королёв Валерий? Да, вот он! Правильно, Валерий. Но он же на должности! Это не шутка – помкомвзвода!
– Ну а какой ВУС у него? Посмотри внимательно, Саша! – заинтересовался Трусков.
– ВУС! Да, верно, ВУС-108! Но всё равно! Он же на должности! Этого тебе, Егоров, не получить!
– Это как же так? Музыкант, да ещё старшина, и «не получить»! Так нельзя, товарищи! Вы что, шутите, что ли?
Тут опять вмешался Трусков, умеющий своим спокойным, уравновешенным тоном моментально охлаждать и споры, и страсти.
– Соломский, не будь формалистом! Внеси этого старшину в список, а командир полка будет рассматривать его и сам решит. Приказано отобрать ВУС-108, вот и всё, ты и отбирай.
В конечном итоге старшина Королёв был включён в список. Все успокоились.
Прошла неделя, как в А** был отправлен пакет с письмом Сенскому. Но Смеляк, очевидно, не запомнивший даты отправки письма, начал беспокоиться, он почти ежедневно вызывал Егорова и учинял ему допрос:
– Ну, что пишет ваш инспектор?
– Товарищ капитан, ещё ничего не получено.
– Не получено? Что же, выходит, инспектор ваш, хоть он и музыкант, а волокитчик? Почему же он не отвечает?
– Не могу знать, товарищ капитан! Вероятно, не мы одни! А у него у самого, вероятно, не густо!
– Нет, мне это не нравится! Вот что, Егоров! Давайте пошлём ему телеграмму!
– Мне кажется, товарищ капитан, что ещё рано! Мало же времени прошло!
– Ну хорошо! Я жду ещё два дня. И шлю телеграмму, но не ему уже, а начальству. Пусть обратит внимание на него! Нет, инспектор ваш – бюрократ. И не разуверяйте меня! Ладно, подождём ещё пару дней!
– Слушаюсь, товарищ капитан!
– А что у вас, как дела? Готовите ноты?
– Так точно, товарищ капитан. Готовлю!
– Так что же вы успели сделать?
– Интернационал, Встречный, Развод караулов, несколько маршей…
– Вот это хорошо! Только надо ещё и песни сделать! Вот надо обязательно, чтобы оркестр играл знаете какую песню? – «В землянке»! Знаете, какие там слова?
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза!
Понимать надо! Может, конечно, эстеты и поморщатся, а солдаты сердцем примут такую песню! А ещё песня:
Сирень цветёт, не плачь, придёт,
Сирень цветёт – война пройдёт,
Твой милый, подружка, вернётся!
Слова-то какие! Знаете эти песни? Вот и надо их сделать. Сможете?
– Надо сделать так, чтобы смог!
– Ну ладно! Работайте! А через пару дней телеграмму дадим. Нельзя же так безответственно! Люди же ждут!
Егоров вполне убедился в том, что Смеляк очень заинтересован в оркестре!
А комиссар Ураганов после своего первого крупного разговора с Егоровым посматривал на него с недоверием, в разговоры не вступал, только косился, когда видел Егорова в штабе склонившимся над самодельной, из школьных тетрадей, нотной бумагой.
