Со стороны базара к месту побоища уже валила вдохновленная полицейскими агентами толпа – лабазники, лавочники, уголовники. В воздухе замелькали дубины, колья, гири на ремешках, даже ломы.
– Кроши сицилистов!
– Ишь, падлы, супротив веры!
– Царя им не надо! Бей!
Боевая дружина преградила путь вопящей толпе, но на дружинников тут же насели казаки и полиция. Вскрики и стоны раненых смешались с матершиной лабазников и конским ржанием.
Увернувшись от лошади, Петр не уберегся от удара по голове. Хорошо, шашка пришлась плашмя. Белов упал, но тут же вскочил, увидев, как рядом два озверевших лабазника топчут сапогами упавшего студента. Забыв про боль, Петр кинулся к дерущимся и ударом кулака сбил одного из нападавших. Развернул другого лицом к себе и замахнулся рукоятью револьвера. И вдруг застыл.
– Лешка? Зыков?
Толстогубый Лешка будто нечистую силу увидел перед собой:
– Петруха?!
Ярость, столько времени копившаяся в Белове, исказила его лицо так, что Зыков в ужасе шарахнулся в сторону.
– Ты че? Ты че?
Но Петр уже нажал курок револьвера. Лешка Зыков взвизгнул, прикрываясь, но выстрела не последовало.
Сообразив, как ему повезло, и взвизгнув еще страшней, еще неистовей, Лешка бросился бежать, забыв даже про валяющегося на снегу брата.
Оглянувшись, выругавшись, Петр сам, как подброшенный пружиной, метнулся к пассажу, рванул на себя незапертую дверь.
9
В квартире, которую снимал Высич, было совсем темно, но огня Петр не зажигал. От света сильней начинала болеть голова. Лежал на кровати, смотрел сквозь окошко на совсем темное вечернее небо.
Высич сам привел его к себе на квартиру. – Сиди и не высовывайся! – приказал он. – Даже если задержусь, сиди, жди, не вздумай выходить даже в сени.
И вот ожидание… Для чего, интересно, собрались сейчас члены подкомитета, в который входил и Высич? В общем-то, Петр знал, для чего.
И хмурое лицо Высича, когда он наконец появился, его ничуть не удивило.
Высич, не зажигая лампы, опустился на стул, размял папиросу, закурил.
– Видишь, как ты неудачно приехал в Томск.
– Ну почему? – возразил Петр. – В нашем деле без опыта не обойтись.
– Больно уж горек опыт, – вздохнул Высич. – Около двухсот раненых, почти сотня арестованных… Кононова убили, нашего печатника. Жалко, ровесник твой.
– Ты знал его?
– Встречался… Да ты его видел, но знамя нес. Зверски его убили, лицо изуродовано. Ухо отрублено. Шашками, подлецы, рубили. Офицер потом выстрелом добил…
– Сволочи, – только и сказал Петр.
Высич помолчал, потом пытливо глянул на него:
– С кем это ты там сцепился? Лавочники какие-то? Я уж совсем было тебе на помощь бежать собрался, да ты здоров – сам их отпугнул.
– Старые знакомые… – поморщился Петр. – Братаны Зыковы…
Высич понимающе кивнул.
– Когда в Новониколаевск ехать хочешь?
– Утром и поеду.
– Так уже и светает, – улыбнулся Высич.
Петр поднялся, сжал ладонями гудящую после удара голову.
– Я к Вере за литературой.
– Я провожу, – предложил Высич.
Молча, поглядывая по сторонам настороженно, сходили они на конспиративную квартиру, а потом Высич проводил Петра на вокзал. Без всяких приключений Петр сел в поезд.
10
Прокурор Томского окружного суда смотрел на посетителей из-под кустистых насупленных бровей. Он старался скрыть недовольство, но помимо воли оно читалось в каждой черточке ухоженного стареющего лица.
Посетители слегка стушевались.
– Садитесь, господа, – глухим голосом проговорил прокурор, понимая, что дальнейшее молчание может быть воспринято как признак дурного тона, и не желая прослыть невежей даже в глазах этих мелких чиновников.
