– Никого, – облегченно, но со скрытым разочарованием выдохнул Комарин.
Анисим глянул на снежную подушку, совсем закрывшую крохотное оконце.
– Никого… И, похоже, давненько…
Только теперь, когда напряжение спало, Яшка обратил внимание на густые клубы пара, валившие из-за сугроба, нависающего над скальным обрывом.
– Глянь, Анисим…
– Че это там? – устало повернул голову Белов.
– Черти чай кипятят! – хмыкнул Комарин, направляясь к сугробу.
В круглой проталине, в углублении, явно расширенном руками человека, пузырилась мутноватая вода. Яшка, скинув рукавицу, опустил в воду палец.
– Горячая!
– Да ну?! – не поверил Анисим.
– Раздевайся! – неожиданно гаркнул Комарин.
– Сдурел? – попятился от него Анисим. – Мороз…
– Раздевайся! – еще яростней, еще веселее гаркнул Яшка. – Живем, Аниська! Теперь живем!
Глядя на худющее, с выпирающими ребрами, сухое тело Комарина, Анисим покачал головой. Вот тайга зимняя что с человеком делает! Ведь и сам такой же… ну сколько бы они еще протянули? Неделю? Две?
Яшка, скинув одежду, топтался по ней, не решаясь ступить в воду. Кожа его покрылась пупырышками.
– Ой, сварюсь!
Не оглядываясь на дружка, он все же ступил в яму, ушел в воду по колено, потом, взвизгнув, присел, и, глядя на него, Анисим сам бросился в горячую воду.
Перехватило дыхание, промороженное тело пронзили миллионы сладких иголок. Щекоча, поползли по коже мелкие пузырьки, как живые, убаюкивали, укачивали Анисима. Век бы так лежать. Всю дорогу, считай, о таком вот блаженстве и думал, не зная, конечно, сбудется ли.
Глаза закрылись сами собой.
– Эй, Аниська! – вывел его из забытья голос Комарина. – Кончай дрыхнуть, навсегда в яме останешься.
– А че? – разлепил веки Белов.
– Вода, конечно, целебная, да сидеть в ней долго не надо. Сомлеешь, захлебнешься, тащи тебя потом. А то, говорят, мужики с той воды становятся совсем к бабам неспособные. Буряты сказывают, энто ихние чертяки под землей котлы кипятят. А в земле-то дырки имеются, вот и прорывается горячая водичка. Одним словом, родник тут под нами, чуешь, задницу-то как печет?
Почувствовав ломоту в суставах, Комарин повернул к Анисиму торчащую из воды плешивую голову:
– Все… Отогрелись – и будя. Давай вылазить.
Дверь зимовья никак не поддавалась.
Уже с четверть часа Комарин и Белов, отбросав снег, пытались открыть дверь, но все попытки оказывались безрезультатными.
– Неужто изнутри заперто? – недоуменно проговорил Яшка, вытирая пот со лба. – Или мы такие слабые?
– Похоже, изнутри, – сказал Анисим, прислоняясь к бревнам стены. – А это что за царапины?
Яшка пригляделся, провел ладонью по глубоким бороздам на толстых досках, из которых была сколочена дверь, хмыкнул:
– Мишка, кажись, тут до нас побывал. Ишь, как старался…
– Че делать-то будем? – не глядя на товарища, спросил Белов.
Комарин вздохнул:
– Крышу придется разбирать.
Они долго возились, пока удалось снять несколько тесин с пологой крыши избушки; потом, напрягая ослабшие мышцы, с трудом сорвали с места тяжелое бревно, отдышались, сев прямо на снег, и лишь после этого Яшка заглянул внутрь. Оторвавшись от щели, он перекрестился с несвойственной ему набожностью и тихо проронил:
– Покойник.
Анисим тоже перекрестился.
Второе бревно вынули быстро. Комарин скользнул внутрь, отпер дверь, закрытую на тяжелый засов и выскочил на улицу.
Стараясь не шуметь, вместе они вошли в зимовье.
На полатях, запрокинув голову, задрав седую бороду и аккуратно сложив на груди иссохшие руки, лежал старик в белой полотняной рубахе до колен, в новых портах и онучах.
