– Вели усилить охрану городских ворот. – Конунг смотрел куда-то поверх головы Флоси, думая о чём-то своём. – Соглядатаев отправь по всем ближайшим посёлкам! Нужно узнать, где затаились засланные убийцы.
– Понял, сделаю, как велишь, – кивнул седеющей головой викинг. – Скажи, княже, когда начнём сборы в Новогород? Сколь много драккаров и воинов с собой возьмёшь? Похоже, за престол там тебе биться придётся!
– Князь Гостомысл ещё жив. Дружина под его рукой ходит, а Вадим может лишь на своих муромских родичей надеяться!
– Ну не скажи, – возразил Флоси. – Ежели у княжича деньги имеются, то он сумеет много наёмников набрать. Не сомневайся, среди городских ратников и стражей такие люди тоже найдутся.
– Что ты предлагаешь? – Рюрик поднялся на ноги и заходил по гридницкой.
– Возьми с собой столько драккаров и воинов, чтобы у наших врагов даже мыслей не было восстание супротив тебя поднять! Силу свою покажи! Заставь изменников по норам спрятаться.
– Нет! Не на войну отправляюсь, а к себе домой, где править мне долгие годы предстоит! Двух драккаров, думаю, достаточно будет.
– Двух мало, – твёрдо заявил викинг. – Полторы сотни человек не смогут тебя защитить. Нужно хотя бы три драккара, тогда из воинов плотный боевой ёж сумеешь выстроить и уйти!
– Пусть будет три! – махнул рукой конунг.
– Но людей я сам отберу! – буркнул Флоси. – Плыть с тобой должны лучшие бойцы.
– Что ж, решено!
Великан направился к двери, бросив на ходу:
– Буду нужен – ищи меня у Фроуда.
Он шёл к ярлу, чтобы взглянуть в его глаза и поблагодарить за раскрытие заговора внутри крепости. А ещё ему хотелось найти в спокойствии и мудрости ярла нужные для себя решения.
Лёгкий прохладный ветерок шевелил волосы на непокрытой голове князя, а яркие тёплые солнечные лучи заставляли щуриться и прикрывать ресницами глаза.
Гостомысл стоял на настиле высокой крепостной стены, с удовольствием вдыхал свежий весенний воздух и осматривал доступные взгляду окрестности.
Светло и радостно было у него на душе.
В первый раз за много дней он не лежал скрючившись на своей постели в ожидании, когда же ослабнет боль за грудиной. Князь сам безо всякой одышки ранним утром поднялся по крутой лестнице на стену, и теперь никакая сила не могла заставить Гостомысла спуститься вниз.
Звонкие голоса ребятни на берегу реки, скрип не смазанных с зимы колес ползущей за лошадью телеги, жужжание пчёл и заливистый лай собак – всё это напомнило ему далёкое беззаботное детство. Он улыбнулся во весь рот, набрал в грудь побольше воздуха и уже хотел издать истошный крик, но неожиданно увидел себя как бы со стороны. Не маленького шкодливого мальчишку, а седовласого и совсем старого человека, прожившего длинную и тяжёлую жизнь.
Гостомысл поперхнулся и закашлялся. Улыбка враз сошла с его лица, холодок пробежал меж лопаток, а пальцы рук мелко-мелко начали дрожать.
Почему-то в памяти всплыло осунувшееся бледное лицо Кагеля, к которому он пришёл по зову через посыльного.
Лекари тогда несколько дней подряд говорили, что не жилец тот уже. И даже Таислав исподволь и почти незаметно для князя начал подготовку к похоронам.
Гостомысл помнил, как с тяжёлым сердцем ступил в хоро́мы Кагеля, пристроенные к основному княжому дому. Жуткая тишина стояла в людской, гридницкой и одрине. На пути князя попались несколько женщин с заплаканными глазами, стремительно уступившие ему проход.
