Символическая жизнь (сборник) - страница 16



, для того чтобы человеческий разум смог осознать, что и колебания, и корпускулы суть наблюдаемые при различных условиях проявления одной и той же первичной реальности. Это положение трудно осмыслить, но вы вынуждены принять его как постулат.

Аналогичным образом неразрешимой проблемой является и так называемый психофизический параллелизм. Взять хотя бы для примера тифозную лихорадку с сопутствующими ей психологическими синдромами. Если вы ошибочно примете психический фактор за определяющий, это повлечет за собой несообразные выводы. Факты же таковы, что определенные физиологические состояния явно вызваны душевным расстройством, а другие не обусловлены, а лишь сопровождаются определенными психическими процессами. Тело и разум суть два аспекта единого живого бытия, и это все, что нам известно. Поскольку мы не в состоянии помыслить их вместе, я предпочитаю говорить, что эти две вещи случаются вместе неким чудесным образом. Для себя лично я создал термин, делающий это сосуществование наглядным; я предполагаю, что в мире активно действует определенный принцип синхронии, благодаря которому есть вещи, определенным образом совпадающие и ведущие себя так, как если бы они были одним и тем же, хотя нам они представляются совершенно различными. Возможно, в один прекрасный день будет найден новый математический метод, который позволит доказать, что происходит нечто в этом роде, однако в настоящий момент я не могу сказать, что главенствует – разум или тело, или же они просто сосуществуют [9].

Доктор Лоуренс Дж. Бэндит:

Мне не совсем понятно, в каких случаях инвазия становится патологической. Вы предположили в первой части вашего сообщения, что это происходит тогда, когда инвазия становится привычной. Чем же патологическая инвазия отличается от образов художественного вдохновения и творческих идей?

Профессор Юнг:

Между художественным вдохновением и инвазией нет абсолютно никакой разницы. Это одно и то же, и как раз поэтому я избегаю слова «патология». Я никогда не назову художественное вдохновение патологией, ибо, на мой взгляд, это совершенно нормальное состояние. В этом нет ничего плохого, ничего выходящего за пределы нормы. Вследствие этого я делаю исключение и для инвазии. К счастью, человек устроен так, что вдохновение приходит внезапно и не так часто, но все же приходит. И вот, поскольку ясно, что патологические явления происходят в принципе таким же образом, мы вынуждены где-то провести грань. Предположим, что вы все занимаетесь психиатрией; я рассказываю вам случай одного человека, и вы все уверены, что он душевнобольной. Однако я могу вам возразить, сказав, что, раз ему удалось мне все толком объяснить, раз у нас с ним возник контакт, он вовсе не сумасшедший. Сумасшествие – это весьма относительное понятие. Например, если негр ведет себя специфическим образом, мы говорим: «Ну что с него возьмешь, это же негр». Но, когда точно так же поступает белый человек, мы говорим: «Он с ума сошел», – ибо, на наш взгляд, белый человек так себя вести не может. От негра чего-то подобного уже ожидают, а от белого – нет. Быть сумасшедшим – это социальное понятие; для того чтобы распознать ментальные расстройства, мы пользуемся социальными мерками. Например, речь идет о каком-то своеобразном человеке, который ведет себя непредсказуемым образом и выдвигает странные идеи; случись ему жить в маленьком городке где-нибудь во Франции или в Швейцарии, про него скажут: «Оригинальный парень, один из самых оригинальных обитателей нашего местечка». Но окажись он на Харли Стрит