– Какой ещё дар? – обреченно буркнул Серега.
– Да тот самый, что я тебе в нужном месте передать должен. Дар этот не может со мной уйти, и я, стало быть, уйти тоже не могу. А я ведь не железный, болит всё, и устал я, как загнанная лошадь, пора мне уже, Серега, под дела свои черту жирную подвести. Я ведь заметил, что мы с тобой чём-то схожи и лицом, и телом. Вернее, телом теперь уже не очень, выболело оно у меня. А лицом точно схожи. Так что, как отойду, и машину мою заберёшь, и квартиру, и имя. Ты ведь за этим ко мне шёл? А заодно и дар заберёшь.
Серега все не мог отделаться от мысли, что он всё ещё находится под каким-то хитрым гипнозом и, мотая головой, пытался скинуть с себя этот морок. Но морок не хотел его отпускать, и Серега, в конец вымотавшись, сдался.
«Да хрен с ним, пусть несёт что ни попадя, до места доедем, а там видно будет», – нашёл, наконец, Серега спасительную для себя ниточку и успокоился.
Дорога, несмотря на то, что приходилось ехать, преодолевая подъемы и спуски, всё время вела вверх, в горы. Уже давно проехали заснеженный Семинский перевал и, спустившись с него, попали из зимы, которая обосновалась на перевале, в тёплую осень. На трассе было темно и пусто, не было ни попутных, ни встречных машин, вообще никого не было.
Лёха сбавил скорость и свернул на проселочную дорогу, которая, петляя, уходила куда-то за заросшие лиственным лесом вершины гор. Проехав по проселку ещё часа три, Лёха, наконец, уткнулся бампером в какое-то строение и заглушил двигатель.
– Всё, Серега, приехали. Дальше дороги нет. Я имею в виду на машине дальше не проехать, а пешком, пожалуйста, топай и топай. Пошли в дом, переночуем, как люди, а утром своим пёхом выше в горы почапаем.
Серега вытащил из-под заднего сиденья рюкзак с деньгами и, открыв скрипучую дверь, вошёл в жилище, в котором Лёха уже зажег стоящую на столе керосиновую лампу и что-то шурудил в чугунной буржуйке.
– Щас тепло станет, дрова есть и причём листвяк, а от него, знаешь, жар какой! Ого-го! Нары, которые слева, не занимай, это мои. Я на них всегда сплю, когда в горы ухожу, – сказал Лёха. – Эту избушку я сам и построил, когда молодой ещё совсем был. Ну и туристы или охотники какие тут иногда ночуют.
Серега достал из большой клетчатой челночной сумки, в которых торговцы на Новосибирскую барахолку по утрам товар привозят, две банки говяжьей тушёнки, шмат обильно посыпанного чёрным перцем и чесноком сала и краюху чёрного ржаного хлеба. Этот набор продуктов они купили ещё в городе по настоянию Лехи, который сказал, что он только с таким набором в горы и ходит.
Пока Лёха возился у печки, Серега порезал сало и хлеб и открыл тушенку.
– Готово, что ли? – подошёл к столу Лёха. – Ну, тогда грех не выпить под такую-то закуску! – и поставил на стол литровую, с закатанной металлической крышкой банку. – Открывай, Серега, слезу родниковую. Да не бойся, не отравлю. Это я из заначки достал. Из-под пола, вон там, в углу. Спирт это, на маральих пантах настоянный.
Серега открыл банку, в нос шибанул запах спирта.
– Ну че ты скривился? Наливай. Стаканы вот, на столе стоят, – подвинул Сереге свой стакан Лёха. – Ну хочешь, я первый выпью.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
