Синдром Анны Карениной, или повесть о Слишком с Излишком - страница 3

– Его придирки к моим волосам, ногтям, платьям слышать, сил больше нет! – Последнюю фразу мама почти выкрикнула и затем резко замолчала.

– Выговорилась наконец-то! – Подумала я.

Тоже мне новость! Мой отец эстет, пластический хирург, естественно, для него красота – это Идол, которому он поклоняется. Мама живет с моим отцом уже столько лет и все никак не может привыкнуть к тому, что папик просто влюблен в совершенную красоту тела и лица. Нет нечего плохого в том, что он хочет ею быть окружен везде и повсюду. Наверное, смотреть на увядающую внешность моей матери ему, как мужчине, работающему в сфере «прекрасного», не очень нравится. Вообще, если глубоко покопаться, на фоне сменившихся межполовых ориентиров семейной жизни их союз вообще выглядит нелепым и даже нереальным. Будь им сейчас по 20, как в момент, когда они решили вступить в брак, они бы точно не поженились и я не родилась. Слава Богу, что в 80-е года 20 века семьи создавались по другим принципам и мне, все-таки, удалось появиться на свет.

Мама продолжала свой стандартный монолог об одиночестве и эгоизме своего мужа. Сколько мне пришлось выслушать, похожих на этот текст душевных излияний? Это привело к тому, что у меня просто появился крепкий иммунитет, который зиждился на мнении, что она во многом сама виновата в возникших с отцом проблемах. Многие ее ровесницы сейчас стремятся догнать время, в котором они живут, сняв со своих тел бремя возраста, так сказать, вырезать кусок плоти под названием «старость». Ведь, как никогда, пластическая хирургия теперь доступна всем! Мир просто усеян предложениями продлить женский век, и было бы грехом этим не воспользоваться! Да и расценки на этот продукт вполне лояльные. Но моя мама относилась к самой консервативной касте женщин, поклоняющихся до сих пор каким-то захудалым сводам правил, основанным на непонятном домострое, где почему-то красоте отводилось чуть ли не последнее место. Даже, несмотря на всеобщую пропаганду новых мобильных мировоззрений, представители этой женской породы продолжали свято верить в «забитые гвоздями в их головы понятия», храня им верность всю свою жизнь. В молодости мама была симпатичной девушкой, да и сейчас, почерк былой красоты еще не был стерт с лица, но мещанские утопии, которыми подпитывался ее ум, создали какой-то вакуум в понятиях, основанный на том, что все, связанное с неестественной природной красотой, – это что-то аморальное. Поэтому на фоне этих убеждений и затухающей привлекательности, любовь мужчины в какой-то момент ею была потеряна. Это упрямое неприятие всего, что было связано с работой супруга, сделало маму совсем блеклой на фоне женщин, с которыми сталкивался отец на своей работе. Со временем это отчуждение стало истинной виновницей войны понятий, которая началась между моими родителями. Почти вся моя юность прошла в обстановке колких замечаний и обидчивых выяснений отношений между ними. Сначала папа воспринял упрямство своей жены, как каприз, но со временем его попытки завести даже разговор на тему внешности приводили к долгому продолжительному психозу со стороны мамы. Она была несгибаема против любых изменений во внешности в угоду желаниям мужа, поэтому не удивительно, что со временем этот локальный бытовой конфликт перерос в раздражение, а далее в глумливое равнодушие одной из сторон. Будучи закоренелой интеллигенткой старого пошива, моей матери казалось, что все эти операции по улучшению внешности выглядят глупо на фоне ее возраста и положения в тех слоях общества, где она имела социальный авторитет. Ведь она проработала в школе более 20 лет и все это время она с гордостью носила титул «миссис безупречный консерватизм», который принуждал ее сохранять внешний моральный лоск перед публикой. Больше всего она страшилась отрицательного общественного мнения, и этот страх был одним из главных постулатов ее архаичного воспитания. Со временем мой отец нагло научился манипулировать ее страхом перед порицанием, который был намного сильнее женской гордости. К более зрелым годам у меня сложилось устойчивое мнение, что в ее положении жены далеко не юного возраста, чей супруг вращается в обществе красивых женщин, пусть даже и рукотворной внешности, заботиться больше о своем моральном титуле, а не о брачной постели, было крайне глупо и легкомысленно.