Синдром отложенного счастья - страница 7



– Отлично. Я хотел ещё раз тебя поблагодарить за прекрасный вечер и сказать, что у тебя очаровательная мама.

– Спасибо. У вас взаимная симпатия, ты ей тоже очень понравился.

– Замечательно! Передавай ей огромный привет.

– Непременно передам, – церемонно ответила Ольга, собираясь проститься и завершить разговор.

Но у Демьянова, видимо, были на этот счет совсем другие планы.

– По интонации чувствую, что ты собираешься со мной распрощаться, – предположил продюсер и сразу предупредил, – не получится.

– Мы собираемся разговаривать всю ночь? – поинтересовалась собеседница, представив безрадостные перспективы окончательно бессонной ночи.

Но господин Демьянов оказался гуманистом, заверил, что разговаривать с ним всю ночь ей не придётся. Хотя подчеркнул, что он бы от такого удовольствия не отказался, но памятуя о том, что ей нужно выспаться и завтра полноценно заниматься, он разговор заканчивает, только просит завтра вечером с ним обязательно встретиться. Ольга сказала, что постарается. Демьянов наговорил ей кучу комплиментов и всё-таки распрощался со своей новой подругой до завтра.

«Может и неплохой парень, – подумала Ольга, наконец, забравшись под одеяло, – только, как-то его слишком много».


Это было действительно так, Демьянов где бы ни появился, моментально становился центром всеобщего внимания и своим напором и уверенностью, моментально завладевал всем пространством вокруг людей, с которыми общался. Но об этом Ольга узнает позднее, а пока она, засыпая, думала о том, что сегодня у неё состоялось новое, довольно приятное знакомство.

4. Студенческие будни

– Ну, сдала? – подлетела к Ольге Генка.

– Сдала. Они, правда, очень удивились, почему я подражать Кравцову взялась. Даже пытались меня убедить, что я неправильно задачу поняла, что нужно было классическим авторам подражать, а современным не следовало. Но я им, их же распечатку с заданием под нос подсунула, что нельзя брать переводы, а так, любое изданное произведение, написанное на русском языке, можно.

– Классике и подражать легче, – вступила в разговор третья подружка – сероглазая Маша Терлецкая. – Вон я, прозе Некрасова подражала: подробно описала, какие над озером деревья склонились, десять раз повторила слово «пугливо», «он пугливо сказал, пугливо оглянулся, пугливо поёжился» и написала не «герой засмеялся», а так и написала «хе-хе-хе», вот и стало вроде похоже. По крайней мере, понятно, что написано этим языком и в этом стиле.

– Да, они тебя хвалили, – сказала Ольга, – и всем в пример твою работу ставили.

– Ладно, какой пример? – скромно опустила глазки Маша.

– Наверняка Терёхина высказывалась, – вздохнула Генка, – она тебя, Машка, больше всех на курсе любит. Даже Ольгу просто терпит. Злющая тётка!

– Меня тоже не любит. А сегодня и терпела, по-моему, с трудом, как никогда привязывалась, – согласилась Ольга, – к каждой мелочи цеплялась.

– Я и говорю, не любит тебя и завидует. Ты же у нас всегда талантливой слыла, – подтвердила Гена.

– Скорее не мне, а Кравцову завидует. Они же, мне кажется, однокурсниками были. Он известным писателем стал, ему её студенты подражать пытаются, а из неё мало, что вышло. Вот и беснуется.

– Сейчас на мне и отыграется! – закатила глаза Генка, – пойду я, отступать некуда.

– Иди, не бойся, – подбодрила сердобольная Маша, – Ольга тебе очень неплохую работу помогла по Тургеневу написать, – Маша в силу своей природной доброты, всегда старалась поддержать, «обогреть и накормить» всех, кто оказывался с ней рядом. А уж Геленку – юную не москвичку, оказавшуюся в столице, без родителей и друзей, опекала и патронировала с первого курса. Надо сказать, Генка с удовольствием этим пользовалась, особенно в начале, пока не устроилась и не обжилась в Москве. Потом продолжала принимать помощь и поддержку подруги, но со временем перестала постоянно и истово благодарить её за заботы.