Домой возвращаться не хотелось, догадывался, что очередных выяснений с женой не миновать. И вообще многое, если не все теперь, зависело от того, какими окажутся анализы. Гала сказала, что готовы будут после двух. После двух – это когда? В три, в четыре, пять? И как она узнает? Позвонит? Съездит туда? Может, самому наведаться? Вряд ли ему скажут, на то ведь и анонимный. Обратиться к Лайко, чтобы посодействовала? Хрен редьки не слаще… Прокручивая в голове все эти варианты, Дмитрий Глебович катил по щедро уже залитой солнцем улице, ждал какого-то импульса, внутреннего шевеления, способного подтолкнуть его решиться на что-либо. Высмотрел вдруг небольшое кафе, в которое с месяц назад, тысячу лет назад затащил его пивка попить и повздыхать хандрящий Витька Нестеров, вспомнил, что за столом рядом сидел мужчина с собакой. Та даже походила на Черныша, только пятнистая была да откормленная.
– Кажется, есть местечко, где привечают с живностью. – Беседы с псом сделались уже едва ли не привычными. – Потешим сначала утробу, а там видно будет. По уму, надо бы сначала тебе поводок купить, но, думаю, обойдется.
Таких кафешек немало расплодилось в последние годы. Несколько, порой два-три всего, столиков, потуги на оригинальность. В этом, Гурскому помнилось, тоже разгуляться негде, но все-таки не напоминало сомнительную забегаловку. Попридержал тяжелую застекленную дверь, пропуская Черныша вперед, вошел. Кафе пустовало, из-за стойки приветливо заулыбалась ему хорошенькая девушка в накрахмаленной белой наколке.
– С братом меньшим не прогоните? – спросил.
– Ни за что, – еще дальше продлила улыбку. – Мы всем гостям рады. К тому же он такой худенький у вас, приболел, что ли?
– Здоровей не бывает, – счел нужным успокоить ее Дмитрий Глебович. – Безопасность во всех смыслах гарантирую. И чистенький он, недавно искупал.
– Вот и прекрасно. Хотите, сварю ему быстренько сосиски? Горяченькие, свеженькие, ему понравятся.
– Тогда заодно и мне парочку, – попросил Гурский. – Если еще сопроводите жареной картошечкой – лучше вообще не придумать.
– Запросто, – подмигнула девушка. – И салатиком тоже. Огурчики, помидорчики, лучок, зелень, сметанкой сверху, пальчики оближете!
– Уговорили, – тоже заулыбался он. – Только не тяните, пожалуйста, а то от вашей рекламы в желудке революция началась.
– Обязуюсь за двадцать минут управиться! – Девушка шутливо изобразила пионерский салют. – Столько вытерпите?
– Всегда готов, – салютом же ответил Гурский.
Она скрылась за фанерной дверцей позади стойки, Гурский сел за ближний столик, Черныш лег у него в ногах. В кафе, вообще в подобного рода заведениях Гурскому, исключая недавний визит с Витькой, давненько не приходилось бывать, чуть ли не с доперестроечных времен. Дивился тому, как изменилось обхождение. Оно и понятно, – размышлял, – ни одного клиента, выживать им как-то надо, готовы каждому угодить, чтобы заработать. Улыбается так, словно осчастливили они с Чернышом ее. И в тот раз, кроме мужика с собакой, никого здесь больше не было; туговато им, скорей всего, приходится. Место выбрали небойкое или просто рано еще? И девушка, по всему видать, не завалящая, ухоженная, глазки умненькие, вполне возможно, что раньше в каком-нибудь НИИ ошивалась, теперь вот в бизнес ударилась, выкручивается. Интересно, она и у плиты сама возится, или напарница там у нее? И снова, как не раз уже случалось со вчерашнего дня, всплыла муторная мысль, что не представляет, чем бы мог он заняться, если попрут из медицины. Даже в шарашку такую не пустят, как прокаженного. Челноком заделаться, с баулами туда-сюда мотаться? А Гала?
