– Мы знали, на что идем.
– Разве? Да, мы согласились рисковать жизнями и здоровьем ради благородной цели. Но младенцы не подписывались на то, чтобы стать лабораторными мышатами! Никакая цель не оправдает такие средства! Я покончу…
– …со всеми разом, младенцами в том числе? – жестко оборвала его Быстрякова.
– Нельзя экспериментировать над детьми! Уверен, наверху, в большом мире, ничего не знают…
– А ты знаешь, сколько тысяч детей в «большом мире» умирают от инфекций, от вирусов, от рака – ежедневно? Идет война, самая жестокая за всю историю человечества – война на выживание. Мы с тобой солдаты, рядовые этой войны. Мы стоим на самом ее «передке», – что это означает, ты понимаешь не хуже меня. Если рядовой начнет раздумывать, какой приказ командира выполнять, а какой – нет, сражение будет проиграно, не начавшись.
Панкратьев застыл с открытым ртом. Потом плечи его поникли.
– И что теперь делать?
– Ты потребовал привести меня сюда, чтобы это спросить? Чтобы я решила за тебя?
Кирилл отвернулся. Помедлив, кивнул.
– Так не будет. Каждый решает сам, – твердо произнесла Быстрякова. – Для себя я решила. В своем окопе я останусь до конца. И выполню любой приказ. Если прикажут подняться на третий ярус и… – голос дрогнул, но она с этим справилась, – и зачистить все, что там есть, я и это сделаю.
Он медленно опустился на пол.
– Ты можешь с этим жить. Я – нет, я слабак.
Сунул руку за спину, вынул пистолет из-за пояса. Ответил на немой вопрос:
– Забрал у охранника. Кажется, я убил нескольких… Они первые на меня напали!
Скривился болезненно. Приставил дуло к виску. Виктория наверняка успела бы помешать, обезоружить. Она ничего не сделала. Потому что этот солдат уже был мертв. Их осталось семнадцать. Из тридцати.
Грохнул выстрел.
День 1634. Виктория
Младший лейтенант Дубич не верила, что в отделение интенсивной терапии можно попасть. Но превратившаяся в ниндзя офицер полиции это сделала, по обвалившимся перекрытиям вскарабкалась на третий этаж, – жутко становилось от одной мысли, какая температура у этих камней. Минуту спустя выглянула из окна, не обращая внимания на языки пламени вокруг. Крикнула:
– Ловите первого!
Они поймали. Потом второго, третьего. Потом Дубич потеряла счет. Кто-то из детей плакал, кто-то тихонько скулил или кричал в голос. Некоторые были без сознания. Внезапно она испугалась – это ведь тяжелые, на кислородной поддержке, как долго они протянут?! Но тут же услышала приближающиеся сирены неотложек. Упавших на простынь детей забирали медсестры, оглянуться, посмотреть, что делается за спиной, времени не было. Оставалось верить, что детям помогут.
Вопли неотложек заглушил басовитый вой пожарных машин, – наконец-то! Когда подполковник в очередной раз показалась в окне, Дубич закричала:
– Прыгай, сгоришь! Пожарные подъезжают!
Черная худи, прожженная насквозь в нескольких местах, дымилась, но женщина отрицательно качнула головой, крикнула в ответ:
– Еще не все! Лови!
День 1453. Кира
Офицер охраны сопел от возбуждения, но все же спросил:
– Почему здесь? Мы можем пойти к тебе в палату, вам же не запрещают…
Вместо ответа она мягко зажала его губы пальцами. Затем пальцы сменил язык, а рукам нашлась другая работа – стягивать штаны с себя и офицера. Заниматься сексом в узкой туалетной кабинке было неудобно и неприятно, но Кира не только терпела, а и старалась быстрее довести партнера до оргазма. В конце концов она же не изверг лишать парня удовольствия! Только когда тот заурчал по-звериному, заскрежетал зубами и выплеснул в нее горячую сперму, Кира вывернулась, коротко и точно ударила ребром ладони по шее. Упасть она ему не позволила, аккуратно усадила на унитаз. Минут двадцать в отключке наверняка пробудет, а больше и не требуется. Быстро натянула его форму, покосилась на рукоять пистолета, высунувшуюся из кобуры. Нет, это лишнее. Проверила карман куртки. Электронный ключ на месте. «Почему здесь?» Ответ на этот вопрос был очевиден: туалеты – единственные не оборудованные следящими камерами помещения на шестом ярусе, обиталище «подземных монстров».
