В конце концов принц с головой-гайкой вставил клинок поперек драконьей пасти, и чудовище уже не могло захлопнуть ее. Замотало башкой и жалобно подняло передние лапы. Мальчишка пинками подогнал его к пустому корпусу будильника. Дракон развалился на детали, которые одна за другой попрыгали в будильник. Тот захлопнулся и встал на ножки.
Принц шагнул к балерине, та засмущалась, ручки опустила. Мелко засеменила прочь на цыпочках. Мальчишка догнал ее, взял за руку. Вскинул голову-гайку, ожидая чего-то. На стол сел бумажный голубок. А для принца и балерины это был целый самолет. Они и вскочили в него, не долго думая. Голубок взмыл и полетел мимо люстры, мимо елки. Клюнул спящего малыша в нос и пропал. Малыш смешно сморщил конопатую переносицу, открыл глаза. Выскочила опять из часов и несколько раз открыла клюв кукушка. На столе заподпрыгивал, затарахтел язычком под блестящей шапочкой звонка сам собой починившийся будильник.
А под елкой улыбался большой ватный Дед Мороз – видимо, волшебник…
Девочка выключила проектор, откинула на окне край одеяла, прижала его стулом. Щурясь, Федя сказал вполне честно:
– Здорово интересно. Я даже в настоящем кино не видел, чтобы мультик из таких вот железных деталек…
– Это я случайно придумала. Когда будильник раскопала…
– Тут ведь каждый кадрик отдельно снимался, да?
– Там, где фигурки, конечно…
– Ох, наверно, долго это… Да?
– Возилась целый месяц. Ну… зато интересно.
– Отлично получилось, – опять похвалил Федя. – А еще какие-нибудь фильмы есть?
– «Ну, погоди!» есть. Пять выпусков.
– Да я про твои говорю!
– Есть немного. Но не такие, а вроде хроники… Я ведь только прошлой осенью заниматься этим начала. Раньше дедушка увлекался. Давно. Он умер, когда меня еще на свете не было. А все это хозяйство пятнадцать лет лежало в чулане: и камера, и проектор, и монтажный столик. И всякое другое… Я однажды увидела и думаю: дай попробую…
– Трудно было сперва?
– Если фотографировать умеешь, то не очень. Я маленько умела… Да и справочник кинолюбителя есть…
– Ну, покажи еще что-нибудь…
Опять замелькал экран: центральная площадь Устальска, громадная новогодняя елка, снежные фигуры, качели-карусели, ледяные горки. Толкотня, веселье, куча мала в конце ледяной дорожки, а с горки подъезжают все новые любители потолкаться-поваляться. Двое мальчишек, большой и поменьше, в одинаковых кроличьих шапках, тоже съехали с горы, и старший ловко дернул младшего в сторону, чтобы тот не угодил в свалку.
– Стой! – завопил Федя. – Это же мы! Я и Степка!
Фильм остановился. Экран слегка потускнел, изображение замерло.
– Точно! Степка и я! А еще где-то Борис недалеко…
– Надо же! Вот встреча, да?
– Да… А я и не видел, что кто-то нас снимает.
– Конечно, такая толкотня…
– Странно как-то, – сказал Федя, – среди летней жары настоящую зиму смотреть. И как ты сам в снегу… – Он даже поежился, будто повеяло январским холодом. Потом вдруг сообразил: – Значит, мы с тобой не первый раз встречаемся!
– Ага… – почему-то смутилась она. – Выходит, не первый…
– И не познакомились все еще, – слегка насупленно проговорил Федя. – Звать-то как?
– Меня? Ой… Оля…
– А меня «Ой Федя», – засмеялся он, ощутив неожиданную легкость.
Оля засмеялась тоже. И спросила:
– А Степка кто? Братишка?
– Племянник.
– Дядя Федя…
– Ага! Меня иногда так и зовут: дядя Федор. Как в мультике «Каникулы в Простоквашино».
– Может, мне тебя тоже так звать?
