Успехи ее были превосходны. Маленькая и невесомая, она словно создана была для того, чтобы взлетать «ласточкой» над седлом, проныривать на скаку перед грудью или под брюхом коня, щелкать сапожками над его ушами. Довольно скоро она впервые проехала круг стоя, на шагу, но… у меня-то и на шагу не получается.
Как же хорошо, что Даша сейчас появилась у меня! С нею прибыло ровным счетом то, что мне потребно в грядущем дне. Как я без Даши не додумалась? А ведь не подумала почему-то.
– Сегодня надо бы отдохнуть, – улыбнулась я. – Займемся-ка чем-нибудь тихим, домашним. Можно настряпать печенья для Кати, то-то она посмеется. У нее тоже дни не из легких. А завтра к Сергию? С места – воистину в карьер? В смысле – в намёт?
Даша повела себя странно. Без оглядки назад, словно облаченный во фрак мужчина, нащупав сзади ботиночком ножку стула, рухнула на него и закрыла лицо руками.
– Дашенька!
В ответ прозвучали несомненные всхлипывания. Плечики ее (говоря о Даше, невозможно не использовать уменьшительных форм, так фарфорово ее сложение) тряслись. Что же еще стряслось?! Неужели что-то неладное с Ником? Господи, только не это!
Нет, пустое, Ник благополучен, поняла я вдруг. Очень странны были эти ее рыдания, в них не звучало беды. Успокоив себя этим ощущением, я некоторое время попросту ждала, когда слезы иссякнут.
– Нет… – Она отняла, наконец, ладони от лица. – Если к Сергию, то вы без меня. Мне теперь долго-долго… Никаких тренировок… Никакого галопа… Ничего…
Слёзы ее, изобильно стекающие по щекам, сияли как жемчуг.
Глава IX
Нечаянная радость
Один за порог переступает, а другой уж через порог перешагивает, всегда говаривала няня Тася, гораздая до всяких присловий.
Потрясенная, я повела себя не меньше нелепо. Опустившись на пол, я обняла Дашу вместе со стулом.
– Я и так хотела вас навестить рассказать, а тут про несчастье услышала.
– Как же чудесно. Ник, верно, вне себя он радости.
– Он не знает еще. – Лицо Даши омрачилось. – Он в последние две недели ходит такой сумеречный, что и не представляю, как к нему подступиться.
Мне вспомнились вдруг слова, которые я говорила когда-то Лере, цитируя в равной мере ненавидимого и обожаемого мною Грибоедова. Мужчины, играющие в Большую Игру, это не «мужья мальчики из жениных пажей». У них есть секреты, к которым не положено проявлять любопытства, у них есть огорчения и тревоги, которыми они не поделятся. Не от нелюбви, не от недоверия, просто – так уж обстоит дело. Но сейчас не самый верный момент говорить это Даше.
– Вот и случай немного развеять сумерки, – сказала вместо этого я.
– Это будет мальчик, – уверенно изрекла царица.
– Ой ли? – улыбнулась я. – Поди и доктора еще не знают, рано. А и узнают, ведь не скажут. Уж мне так было любопытно, нет, ни в какую.
В свое время это немало обсуждалось в газетах и на общественных диспутах. Когда пол младенца сделалось возможным определять «на просвет», мнения разошлись жесточайше. Одних такая возможность приводила в восторг, других огорчала потерей интриги, сохранявшейся до последнего момента. Некоторые пытались втянуть в дебаты и духовенство, которое втягиваться за несущественностью (с их церковной колокольни) вопроса отнюдь не жаждало. Но точку поставил цех эскулапов: любопытство родителей и родни было определено «праздным», статус – разглашению не подлежащим. Медикусы иной раз умеют быть суровы.
