Однако внизу было нечто похуже смерти – потеря свободы, сознания, слова. У стен были решётчатые клетки. В них сидели дети или же подростки, как мы. Они были страшными, уродливыми, побитыми или же полумёртвыми. Эках заставил нас встать у стола, что был посередине комнаты, и тогда все, кроме двух охранников, ушли. Эках достал из-под стола мешки и сказал:
– Хотите знать, что это за пленники и почему они здесь?
– Линс! Сделай что-нибудь, пожалуйста, – тихонько умоляла Ниф, рыдая мне в спину.
– Просто не нервничай. Веди себя тихо, – ответил я.
– Эй! Вы закончили?! – крикнул Эках, и все дети в клетках задвигались.
– Да. Простите.
– В общем, они здесь потому, что думали, якобы жизнь им подвластна. Что всё им даётся легко и можно прожить с любой болячкой, даже если у тебя член толще руки. Но я же помогаю им понять следующее – цени не жизнь, а то, что поддерживает её, даже если приходится пойти на жертвы! Они должны уметь понимать свою жертву и скорбь. Буквально вкусить её и выдохнуть с новой, белой правдой! Сейчас я приготовлю им, как обычно, ужин. Наблюдайте и не отвлекайтесь. Главное помнить о жертве, даже если ты фрик.
Эках достал несколько видов мяса и разные приборы, электронные и простые. Он расставил тарелки и взял нож. Куски мяса, органы – всё казалось не таким. Оно было темнее, жёстче и намного-намного плотнее. Эках мял это мясо своими руками, придавливал кусочки органов ножом, засыпал это всё какими-то специями. Он измельчал жирные куски в подобии мясорубки и делал сосиски, фарш и даже отбивные. Каждый продукт был разного цвета, что удивляло меня сильнее всего. Ниф чувствовала что-то неладное, как и я. Она сказала:
– Мне дурно. Зачем он это делает?!
– Наверное, дразнит детей в клетках.
– Линссел, мне страшно.
– Я сам напуган, Ниф. Но я не знаю, что делать.
Эках напевал что-то и выглядел как-то беззаботно. Он смачивал некие мягкие кусочки органов в воде. Выдавливал соки и затем в них же что-то жарил. Покрывал филе мукой и тут же жарил на пригоревшей сковородке. Были даже какие-то маленькие зверьки в воде. Они напоминали рыб, но как именно эти называются, сказать не мог. Однако он доставал по одной такой зверюге, бил их по голове ручкой ножа, вспарывал горло и доставал почти все внутренности. Ниф стало плохо, и я закрыл ей глаза. После зверюшки смазывались кровью от мяса и жидкостью от органов. Эках засучил рукава, и я заметил большие швы на них. Может, он бывший военный? Но и повар тоже неплохой. Когда же он закончил, стоял приятный запах приготовленного блюда из мяса. Жаль, что это было создано руками Экаха. Если бы они не предложили это, я бы вряд ли съел. Одну из причин Эках назвал:
– Видите ли, здесь есть ещё еда, – сказал он и достал последний мешок с мясом и просто вывалил его на землю, потоптал немного, плюнул и пнул.
– Линс, он сумасшедший! – испуганно шепнула Ниф.
– Я не дам тебя в обиду! Не бойся, – сказал я, не веря своим же словам.
– Это мясо – для тех, кто привык жрать животных. А вон то – на столе, вкусное, приправленное и красивое – для тех, кто готов принять жертву и сожрать сородичей, которые сдохли с голоду! – сказал Эках, и Ниф слегка вырвало от этих слов.
Бедняжка испугалась не на шутку и, как только пришла в себя, вцепилась в меня и стала сдерживать эмоции, издавая стоны. Я же просто не мог смотреть на стол и всё то мясо, кости и жир, что он резал. Ему было смешно наблюдать за нами, а потом он отвёл нас в другую комнату, а перед этим приказал открыть клетки и накормить пленных тем, что они захотят съесть сами.
