– Ну, теперь понятно, почему вы чувствуете себя неловко, – взгляд Умы гаснет, а тело напрягается, готовясь сорваться с места в любой момент.
– Понимаешь, всё шло по плану, пока Фин не решил посмотреть на что ты способен. – Один из наёмников поправляет наручи. – И у меня сложилось впечатление, что он хочет видеть тебя в своей команде. – Крайний в четвёрке ненароком касается лежащего на полу излучателя. – Так если он хочет, чтобы с ним в команде был сильный напарник, то может он уже присмотрел и других фаворитов турнира? – Сидящий справа сжимает рукоять своего кинжала. – Получается, что мы ему больше и не нужны… ничего личного, просто холодный расчёт, ну ты меня понимаешь…
– Понимаю. – Монах внимательно следит за недавними союзниками. – Понимаю, что ради сохранения статуса вы решили избавиться от угрозы в моём лице. Но каковы ваши шансы?
– Не пойми неправильно, я не посмел бы тебя недооценить: ты сражался на равных с бронниками, превосходящими обычного вояку раза в три, но ты измотан, и тебя не защищает бронекостюм. Скажу больше: если бы я верил, что ты сможешь победить Фина – я бы объединился с тобой. Даже не представляю, какие тренировки ты прошёл. Но этого недостаточно – у тебя нет шансов. Мне почти жаль…
– Вы допускаете ошибку.
– Посмотрим…
Сидящий с краю стреляет не целясь, но достаточно точно – Ума срывается с места, избегая губительного излучения. Вправо, влево, вправо – нога отзывается болью, не выдерживая темпа ежедневных сражений. Юноша замедляется, и очередной выстрел достигает своей цели – на секунду мир гаснет, тело, казалось бы, вскипает изнутри, и монах падает на четвереньки.
«Двигайся, двигайся!»
Кто-то приближается справа и в движении бьёт по шее…
«Неужели это всё?»
Ума окончательно расслабляет руки, позволяя телу упасть на пол, тем самым избегая удара ноги. Холод от прикосновения к гладкой поверхности на секунду возвращает контроль, и монах подсекает ноги оппонента. Отпрыгивает в сторону, в перекате уходит от волнового заряда. Блокирует удар, выкручивает вражескую руку, но наручи на ней выстреливают иглами – не уклониться. Монах напрягает тело – иглы отскакивают, неспособные пробить жёсткую структуру мышц. Враги не прекращают движения: один бьёт со спины, другой стреляет, готовый поразить врага вместе с союзниками. Уйти от атаки, закрываясь живым щитом от излучения и прыгнуть к стрелку. Быстрее, ещё быстрее. Четвёртый этого ждёт и бьётна опережение – кинжал вспышкой ударяет в грудь. Ума не успевает уклониться и подставляет руку – лезвие пронзает предплечье, безжалостно пробивая руку насквозь. Боль на секунду дарует силы, и вражеская конечность хрустит под пальцами монаха. Кто-то бьёт юношу по лицу, ломая нос, отправляя в полёт и позволяя ощутить вкус собственной крови. Ума затылком ударяется о пол, и в глазах темнеет, звуки исчезают, боль становиться такой же невыносимой, как и ярость.
«Слышу, чувствую: двое впереди, один сбоку, ещё шаг, и я их достану. Больно, очень больно, к этому нельзя привыкнуть, давай же, двигайся, ещё чуть-чуть, я смогу, я должен…»
Юноша вскакивает, вырывая кинжал из предплечья и вонзая в ногу близстоящего, проскальзывает между врагами, одаряя каждого прикосновением холодной стали. Стрелок слишком далеко, и он успевает выстрелить. Ума прыгает в сторону, кидая кинжал. Излучение бьёт по раненым союзникам, выводя их из строя, кинжал отскакивает от нагрудной пластины стрелка.
