И все-таки я задавалась вопросом: зачем я провела здесь столько времени? Почему осталась тогда? Я много путешествовала по миру, видела разные культуры, традиции, народы и их быт. Люди везде были разные, мне нравилось изучать их отличия. Самое интересное и уникальное в этом мире – это люди. Их жизни – это словно бесконечная серия археологических раскопок. Мне хотелось понять их, изучить устройство их быта и взгляды на жизнь.
Чем глубже я погружалась в их мир, тем больше я удивлялась. Я могла бесконечно рассказывать об их грехах, о моральной небрежности, беспринципности. Но вместе с этим они обладали разительным чувством свободы, которую может иметь лишь человек рожденный в пустыне. Считающий, что пустыня принадлежит ему. Они не следовали правилам, не оглядывались на осуждения, привыкли делать то, что хочется. Абсолютная свобода разума и действий. Вероятно поэтому они действовали так, будто бы не ожидали последствий.
Я выросла в другой системе. Она называлась СССР. Хотя я родилась уже на закате той эпохи, мои родители выросли в ней. А значит, они воспитывали меня, опираясь на те же догмы, которые вкладывали в их головы всю жизнь. Это была система контроля, и она жила в нас, даже когда сама по себе уже отжила. Люди, которых я наблюдала теперь, обладали свободой с самого рождения. Как и все мы. Но, похоже, они умели ей пользоваться. И, возможно, именно поэтому я осталась здесь – чтобы попытаться научиться ощущать себя свободной от любых навязанных социальных суждений и постулатов.
Когда весна уже была в самом разгаре, бедуины всем семейством в несколько поколений и я отправились на пикник в Маленькую Петру, отметить скорое начало Рамадана и следующее за этим наступление лета. Весна – единственное время года, когда цвет пустыни меняется и поверхность желтых песчаных холмов покрывается зеленым пушком. Скоро вся эта зелень будет сожжена палящим солнцем.
Мы приехали на пикапах и расстелили несколько покрывал, дамы вытащили приготовленные закуски и напитки. Дети быстро потеряли интерес к происходящему и предпочли носиться по пустыне, убегая иногда на сотню метров в округе. Воля. Некоторые женщины сидели на расстеленном покрывале, некоторые стояли как и я. Жена брата отца мужа Амины оказалась сидящей рядом со мной. Ее глаза были примерно на одном уровне с моими ногами. Она увидела какие красивые у меня ботиночки и попросила их примерить. Она не говорила по-английски, она показывала жестами. Какая же нелепая ситуация. Мне пришлось снять ботинки, встать на покрывало и смотреть как она их примеряет. Она была раза в три толще меня, но все же она с удовольствием отметила, что они ей подошли.
– Оставишь мне свои ботиночки, когда поедешь от нас? Я посмотрела в ее большое круглое лицо и недоуменно посмотрела на нее. Ага, поеду босиком. С той же простотой я могла бы попросить любого из присутствующих здесь мужчин отдать мне свою машину. Какого черта?…
Последним на заправку в качестве десерта оставался арбуз. Глава семейства положил его на землю, отрезал кусок и передал его мне. На нем все еще был слой песка и сам нож тоже был в песке. Я знаю, что эти люди пустыни не считают песок чем-то грязным, но про дизентерию они тоже вероятно мало что слышали.
Мы сложили все вещи в пикапы и вернулись в дома. Праздничное настроение продолжало присутствовать. Мы вернулись к обычной жизни, но все же продолжали радоваться солнцу и прекрасной погоде, как будто это было что-то особенное, и вот теперь то все и заладится. Этим мы мало отличаемся друг от друга.
