Синяя соляная тропа - страница 6

– Идем со мной, – сказала Флора и протянула ему обитый мехом плащ.

Шелки, несчастный и дрожащий, посмотрел на нее и подумал, что незнакомка эта кажется доброй. Ведь больше он ничего не знал и не понимал. А потому безропотно принял ее дар и последовал за нею в стан врага.

Между тем, как Флора похитила шкуру, и тем, как спрятала ее в сундуке, прошло менее получаса, но за это время вопли гнева и отчаяния молодого шелки донеслись до всех северных кланов: медуз-корнеротов, акул, моржей и дельфинов, альбатросов и говорушек, серых тюленей и гринд. Никто из них не знал, куда пропала шкура, и потому не мог помочь юноше. Так он тщетно взывал к своим друзьям и возлюбленной, один на пустом берегу. Скоро воспоминания стали ускользать от него, и слезы на лице – соленые, как море, – постепенно высохли.

Вождь клана Серых Тюленей уловила плач сына и печально склонила голову, понимая, что он для них потерян. Услышали его и серебристые чайки и отнесли по морю далеко-далеко, к маяку на острове Сул-Скерри, лишив сна смотрителя маяка. А там горький зов перехватили гренландские тюлени и передали молодой шелки, давней подруге юноши. И хотя она понимала, что не успеет добраться до него прежде, чем он лишится своих воспоминаний, все же поплыла к острову Народа – так быстро, как только могла. Когда она приблизилась к роковому берегу, шелки уже пропал – ушел за Флорой, закутанный в обитый мехом плащ, робкий и беспомощный, словно детеныш дикого зверя, еще не ведающий страха перед охотником.

Юная шелки легла на песок, еще хранивший следы ее старого друга и похитившей его женщины, и хотя она не плакала, ведь тюлени не могут ронять слезы, сердце ее болело от горя и ярости.

– Если он забыл обо всем, я должна помнить его за нас обоих, и, если он не может говорить за себя, я должна говорить за нас, – решила она.

И с этим развернулась и уплыла в море, в то время как на острове плененный шелки готовился к своей новой жизни с Народом.

Шелки брел босиком по дороге, кутаясь в теплый плащ. Хотя эта одежда отчего-то тревожила его, она дарила ему тепло, и потому он плотнее запахнул плащ, оглядываясь по сторонам.

Все было ему незнакомо: маленькая гавань с пирсом и рыбацкими лодками, узкие мощеные улочки, магазинчики и таверны. По пути им почти никто не встречался (все люди собрались в церкви на утреннюю службу), и лишь изредка взгляд юноши падал на чуждые лица, по-рыбьи бледные и с узкими глазами. Одна только рыжая девушка, вручившая ему плащ, вызывала смутные воспоминания, но они никак не могли всплыть наружу, будто голос, скрытый в глубинах вод.

Все тело ломило. Мышцы ныли, суставы болели, ступни сочились кровью. Голова была словно набита стеклом, отражавшим сцены, больше ему не доступные, и голоса птиц будто кричали об опасности. Флора взяла его за руку и повела к дому своих родителей – каменному, построенному на вершине утеса, с торфяным очагом, низкой крышей и окнами, выходящими на море.

Там она дала ему одежду, сапоги и пальто с воротником на волчьем меху, и подивилась тому, какой он красавец. Конечно, шелки выглядел совсем потерянным и не таким довольным, как она надеялась, но этого, наверное, следовало ожидать. Скоро он обживется на новом месте – если ничего не будет напоминать ему о потерянной шкуре, – и они заживут счастливо.

Флора поставила чайник и принялась готовить для любимого традиционный островной завтрак, дожидаясь возвращения родителей из церкви. Она уже придумала для них объяснение, и даже если мать стала бы сомневаться в правдивости ее слов, то вряд ли озвучила бы свои подозрения. А отец, китобой, был человеком простым и не подумал бы жаловаться на возможного зятя, если тот окажется трудолюбив, будет относиться к старшим с уважением и стараться соответствовать ожиданиям.