Чатьен Васт повернулся к Чале и строго велел: «Выйди».
Ослушаться его девушка не посмела. Низко поклонившись сначала мне, а затем и лекарю, Чала поспешно покинула комнату, бесшумно закрыв за собой дверь.
– Это было жестоко, – сухо заметила я, откидывая тонкое оделяло в сторону, совершенно не смущаясь того, что остаюсь перед лекарем в одном полупрозрачном ночном платье. В конце концов, чего он там за это время не видел?
– Это было твоё желание, – напомнил тот, сохраняя привычное арктическое спокойствие. Просто мраморная статуя, а не человек.
Я послала ему укоризненный взгляд.
– Я не этого хотела.
– Тебе нужна была служанка, чтобы говорить с ней, – голосом Чатьена Васта можно было заколачивать сваи. – Я выполнил твоё желание.
Я недовольно поджала губы: в дальнейшем споре не было никакого смысла. Что бы я ни сказала, этот упрямец всё равно не изменит своего мнения.
– Ты не научил меня с ней говорить, – напомнила я после небольшой паузы. – В моём мире нет слуг.
При упоминании «моего мира» лекарь привычно нахмурился и послал мне предупреждающий взгляд, который я благополучно проигнорировала. Мы всё равно были одни, и я говорила достаточно тихо, чтобы даже если служанка осталась подслушивать под дверью, ей ничего бы не удалось разобрать.
– Слуги нужны, чтобы выполнять поручения, – ровным голосом проговорил Чатьен Васт, в этот раз не став заострять внимание на моей вопиющей неосмотрительности и легкомысленности. – Отдавай приказы – этого достаточно.
– Никаких правил на этот счёт? – я даже удивилась. За время общение с лекарем мне показалось, что в этом мире урегулировано абсолютно всё вплоть до того, как часто и глубоко человек должен дышать.
– Никаких.
Это меня немного успокоило.
– Хорошо.
Обречённо вздохнув, я повернулась к двери и, немного повысив голос, позвала: «Чала!»
Дверь тут же открылась, и девушка поспешно вошла в комнату, замерев в паре шагов от меня с низко опущенной головой. Мне крайне не понравилось её заплаканное лицо – подобная реакция на простую просьбу выйти мне показалась странной.
– Я хочу помыться, – стараясь, чтобы голос звучал уверенно, сказала я. – Подогрей и принеси воду.
– Да, Сиреневая госпожа.
Получив чёткий приказ, девушка заметно оживилась и опрометью бросилась его исполнять
– Почему она плакала? – дождавшись, пока её шаги стихнут, спросила я у своего надсмотрщика.
– Что ты ей сказала? – вопросом на вопрос ответил лекарь.
Я неопределенно пожала плечами, за что получила очередной недовольный взгляд мужчины – старые жесты то и дело прорывались, как я ни старалась от них избавиться.
– Всего лишь попросила уйти.
– Ты так и сказала? – уточнил Васт. – Уйди? Не выйди, а уйди?
Теперь настала моя очередь хмуриться.
– Да, – подтвердила я после короткой заминки. – Я неправильно сказала?
– Для слуги слово «уйди» означает «ты не справился со своими обязанностями, уйди и не возвращайся», – спокойно объяснил лекарь. – Для любого слуги это равносильно смерти. Потеряв работу, он не сможет найти другую – никто не примет на службу человека, которого выгнали. Считается, что он непригоден для работы.
– Жестоко, – заметила я. – А если сказать выйди?
– «Выйди», означает «оставь меня, сейчас я не нуждаюсь в тебе, но когда ты понадобишься, я тебя позову».
Я в очередной раз тяжело вздохнула. Все эти нюансы в словах, жестах и прочих мелочах, которым я прежде не придавала значения, изрядно меня выматывали. Я была просто физически не в состоянии уследить сразу за всем. Это угнетало и, одновременно, заставляло моё сердце замирать от страха. Время шло, и ни я, ни Чатьен Васт не могли точно сказать, когда наше уединение будет окончательно нарушено. Сейчас, когда я пришла в себя и практически полностью восстановилась физически, вопрос «выхода в свет» был лишь вопросом времени. Удержать Ришана от визитов оказалось практически нереально, что уж говорить об отце или матери, которым наверняка вскоре захочется увидеть собственную дочь.
