Читать онлайн Евгений Черносвитов - Сиреневые сумерки



Редактор Екатерина Александровна Самойлова

Дизайнер обложки Марина Альфредовна Черносвитова


© Евгений Черносвитов, 2020

© Марина Альфредовна Черносвитова, дизайн обложки, 2020


ISBN 978-5-4498-0080-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается леди Детердинг


Фото на обложке – Евгения Черносвитова. «Лесовозы капитана-директора Хонго в Татарском проливе». 1969 год.

«И сам я сон, который снится

Кому-то, где-то в Вышине»

(Михаил Михайлович Достоевский)

«Что видим мы и что видят в нас

есть только сон и сон внутри другого сна»

(Эдгар По)

Предисловие

В сиреневых сумерках бытия…

Евгений Черносвитов, человек науки, дал своей книге стихотворений название лёгкое и поэтичное «Сиреневые сумерки». И сразу возникает образ деревянного загородного дома, в котором он живёт, весь устремлённый в творчество, научное и литературное. Рядом с ним его Музы: жена Марина и дочь Катя. Они тоже пишут стихи, которые щедро представлены в этой книге.

Марина занимается историей, а Екатерина пошла в какой-то степени по стопам отца и посвятила свою жизнь психологии и психиатрии. В клинических больницах ей удалось собрать удивительные афоризмы пациентов и даже опубликовать их, поскольку они того заслуживают.

Человек внимательный к людям обладает способностью внимать другим. Анна Ахматова задавалась вопросом: «Из чего возникают стихи?» Оказывается, нередко из внимания солнцу, ветру, небосводу, почве и людям, ныне живущим и оставившим свой след на земле.

Марина Черносвитова вместе с дочерью Екатериной Самойловой собрала книгу этюдов «К истокам русской духовности». Не удивительно, что многие страницы этой глубокой книги посвящены Есенину и Шукшину, самым преданным сынам России, чей жизненный и творческий путь ещё мало осмыслен.

Однако особо хотелось бы остановиться на книге, которая объединила трёх авторов: Марину Черносвитову, Екатерину Самойлову и отца талантливого семейства Евгения Черносвитова. В том, что они счастливые люди, мы не сомневаемся. Для счастья нужны соучастники.

Евгений и Марина давно нашли друг друга. А потом у них появилась дочь, как заявка на бессмертие. Все было бы отлично, однако совместная книга прозы жизни называется «…в этом мире несчастливы…». Оказывается, у других людей бывает и так. В книге собраны документальные истории, художественно осмысленные. Эта книга стала бестселлером. Куда идти дальше?

Думается, от прозы жизни путь лежит к поэзии жизни. И такой решительный и смелый шаг в непредсказуемую область сиреневых сумерек бесконечного и вместе с тем трудно уловимого мира поэзии они сделали. Перед нами их совместная книга стихотворений, возникшая из какой-то первозданной стихии бытия.

Видимо, вдумчивый психолог Евгений Черносвитов догадался, что в сиреневых сумерках три поэтичных фигуры в проёме окна деревянного дома, вросшего в землю, это, несомненно, больше, чем один задумчивый профессор с его научными и литературными текстами, которые с течением времени превращаются в неумолимые тесты для себя и окружающих. Как сказал один современный поэт «Поэзия – мерило бытия». Поэтому, прекрасно, если человек науки может предложить миру и свои стихи.


Наталья Сидорина

Сиреневые сумерки

Одинок – ни друзей, ни подруги…

Одинок – ни друзей, ни подруги.
Лишь тоска неразлучна со мной.
День за днем и все меньше досуга.
Длится день, страшен призрак ночной.
Так, шатаясь, завидуя нищим,
И не можешь ни встретить, найти…
Столько лиц промелькнет – тыща тысяч.
Все не тот, и не та, и не те!
Вот уже и боишься, готовый изменить,
Но кому? Сам себе!
Только тени, лишь тени опорой
Служат в этой не равной борьбе.
14.VII.65

Я печалям скребущим подобен…

Я печалям скребущим подобен —
Вверх мгновенье и снова внизу.
Хорошо, что еще неспокоен.
Хорошо, что чего-то хочу.
Ничего, что тоска сердце гложет.
И грустит, чуть насмешливый взгляд…
Через чур уж тонка эта кожа!
Да и сердце сменить был бы рад.
Но широк и могуч ум природный
От рожденья зачем-то же дан…
Пусть качелям скрипучим подобен…
Этот скрип повторять векам!
16.VII.65

На рыбалке

Костром провоняли брюки.
Свежей рыбой не пахнут руки.
Мы скулили, как старые суки
И терпели ужасные муки!
20.VII.65

Не знаю, почему так тяжко…

Не знаю, почему так тяжко —
За шагом шаг по этой странной жизни.
Встречая, с убеждениями страстно
В своем невежестве погрязших «ближних»!
Не обойти, не убежать, не скрыться…
Они везде и даже сны кошмарны.
Мелькают, кружатся, язвят пустые лица,
И мельтешат в скоплении базарном.
И горечь, и обида, и жестоко
В толпе снующих быть лицом печальным.
Не понятым и просто одиноким,
Трепещущим пред синей, синей далью!
Зеленое, горько-кислое, Ветром сбитое.
Дождем омытое, землей покрытое,
В руках случайное, в глазах печальное…
Кисло-горькое у губ маешься!
…Сочное, уже крупное —
Дней бы несколько солнцу радоваться,
Если б пожалел тебя ветр непрошенный.
Горько-кислое, дважды брошенное.
Песок в глазах и льдинки в груди —
Слезинкам на воле тесно…
Строка за строкою ложится в ночи —
Диктует больное сердце.
Глухо пульсирует кровью висок —
Губы твои – предо мною.
И, кажется, что безразличный листок
Готов разрыдаться со мною.
Давно уже известно – коварна судьба,
Несчастье нагрянет нежданно.
Но сколько б отдал, чтоб лишь не тебя —
Избрало своею желанной!
Упрямо пульсирует кровью висок
И льется слеза за строкою…
О, чтоб я ни отдал, если бы мог
Долю развеять с тобою!
30.VII.65

Черта плешивого к тому же вонючего…

Черта плешивого к тому же вонючего
В объятьях другого не мною замучена…
Томит, ковыряет, гнетет суета —
Тоска иль другая, не лучше судьба.
С спросонья уж клонит ко сну, плохо спится.
От жизни такой не пора ль удавиться.
Не пьется, не льется противной струей
В шершавую глотку на радость желудка.
Уж полно, уж хватит…
Еще раз до дна.
Забыв, что на утро получишь сполна.
Окутал дурманом дешевый настой —
Роешься в складках какой-то юбчонки…
Сам по себе со своею тоской
В ритмах потеешь и млеешь с девчонкой.
Разбитый, икая, ползешь под кровать…
Зачем я родился? Едрить твою мать!
4.IХ.65

Дождливый, холодный, гонящий домой…

Дождливый, холодный, гонящий домой —
Воскресный сентябрьский день.
Там, за окном, вой ветер, вой.
Крепко затворена дверь.
Здесь у меня, уютно, тепло —
Музыка льется, царит.
Но каплей холодной упрямо и зло
Дождик в окошко стучит.
Звуков в пучину, с лихвой погружен —
Утонул и исчезла печаль…
Грежу, окутанный синим сном —
Жаль мне себя, ох как жаль!
19.IХ.65

Алле Ч. (Что за сволочь, что за сука…)

Что за сволочь, что за сука —
От тоски рыдает брюхо.
Часть его, пупка пониже,
Что желало ее ближе.
Не пришла она, каналья.
И к чему теперь, рыданья?
Вот бы вместе с ней поплакать!
И, как следует, покакать.
С 1 на 2.Х.65

Он шел один, задумчивый мечтатель…

Он шел один, задумчивый мечтатель.
Без цели, просто шел, куда вела тропа.
Незрячий взгляд пугал холодной сталью.
В глазах немых застыла робкая слеза.
Он шел один, влача устало ноги.
А мир кругом загадочный, большой.
Но этим миром обделили его боги!
Мир для него – не познанный, чужой.
Ушел. Никто негде и даже не заметил.
Насмешкой – прожитая жизнь была…
Да, мы всегда от жизни ждем ответа,
И, не дождавшись, мы виним себя.
3.Х.65

Алле Ч. (Ты наконец пришла…)

Ты наконец пришла. Я ждал, надеждою согретый.
Пусть лишь мгновенье, но ты была со мной.
Ко мне пришла… Но ждал тебя Он где-то.
Совсем не я – Он был твоей судьбой.
Просить прошенье робко можно.
Не думая, где правда, а где нет.
Не напугав мгновенье этой ложью
И – ничего не требовать в ответ.
Извинилась, робко опустила
С выпавшей ресничкою глаза…
Лучше бы все это мне приснилось —
Ты и ночь, и глупые слова!
Мы с тобой – бежит жестоко время…
Ты украдкой смотришь на часы…
Быть со мною – так уж тяжко бремя?
Я и Он —ну брось нас на весы!
Не обижусь, знаю, все случайно —
Встреча вечер, взгляды, поцелуй.
Счастлив я, я счастлив до отчаянья —
Вот моя рука, возьми, я протянул.
Ты ушла во тьму и вмиг исчезла
Ты ушла совсем, ушла легко.
Мое сердце примирится с раной свежей
И не дрогнет гордое чело!
5.Х.65

Поэту Соболю и не только ему. Еще и Яни

«Поэту»
Тебе за сорок пять – другие жили меньше.
Поэтом называешь ты себя —
Скуля, гнусавя, лжешь, кропая верши —
Уж прожил жизнь поэтов – зря не зря.
Волос твоих лишилась голова, устало
И хищный ряд зубов уж поредел…
И твердость строк, как твердость рук, пропала —
Но зги не видно – где ее предел.
Тобой испорчен лес густой – бумаги.
Лес стройных сосен и невест-берез.
Тебе б одной хватило для отваги…
О, шелудивый, гнусный, не отважный пес!
Но весь ты не умрешь —, растраченный годами.
Дрожит рука, марая белый лист.
Что хочешь ты сказать, коверкая словами?..
Ты не поэт, прямой кишки ты глист!
9.Х.65

Наташе

Этот вечер из сотни других,
Проходящих бесследно, без боли —
Строкой за строкою ложится в стих —
Поневоле!
Зачем я проник в туманы глаз?
Бездонных, как ночное море…
Лгут руки, лгут губы, жжет тело подчас —
До боли!
О, женщина – будь же ты проклята вся!
Я в смятении, я в отчаянии!
Зря, зря, зря, все зря!
Случайно!
18.Х.65.

Зое Ф.

Сидишь ты, онемевшая статуя —
Мечтательно томление в глазах.
А, вот возьму тебя и поцелую —
Ты не успеешь даже отказать!
22.Х.65

Часы

Один, этим вечером тихим,
Сменившим усталые дни,
Гляжу на кукушку, что лихо
Кукует, сорвавшись с цепи.
Да, быстро проходит время —
Кукушка здесь не причём.
Почему моя жизнь – бремя?
Спокойные дни почем?
Растет гора дней —
Пространство жизни моей.
Где конец, предел?
Частокол дней поредел!
Как прогнать туманную муть?
Умереть и не икнуть?
Как бы себя не слышать,
Коль правды нет и выше!
В лазури растаять
Росой насладится, лучами?
Обман и беду понять?
Едрить твою мать!
23.Х.65

В этом мире нужно верить в Бога…

В этом мире нужно верить в Бога.
Оставляя дьяволу неверье.
Для себя оставить то, не много —
Земляничное варенье.
О. не дай Бог пагубных желаний!
Тот ведь счастлив, кто узреть сумеет
Фокус жизни пусть вчера, пораньше —
Правая рука две щеки бреет…
Не румяню щек.
Мне не нужен лифчик.
Все придет в свой срок —
И не лишне!
Свеж и сладок сон спелой вишни.
Ты же костью гремишь.
Кожа в лохмотья.
Не идешь и не стоишь. Вишь.
Обормотья!
30.Х.65

Пеленою серой зло окутано…

Пеленою серой зло окутано.
Небо с землею перепутано.
Хлещут холодом тучи яростно.
Брюхо голодом опоясано.
Думы пенятся злой усмешкою.
И не верится в разум вечного!
Черной молнией ленты хлещутся.
Лица гордые, флаги плещутся.
Кровью залито в небе зарево
Чеканю тяжелый шаг —
Будет сломлен враг!
Все повергну низ —
Это мой каприз
4.ХI.65
(32 комната, 30724 Таня)

Голубые, печальные, далекие, странные…

Голубые, печальные, далекие, странные —
Глаза твои, милые, где вы, желанные?
Нежная, ласковая,
Сказки прекраснее.
Заглядение ночи —
Синие очи.
Тоскою жгучею
Не изволь мучать!
Зову и желаю я
Тебя одну, лучшую.
Страстью безмерной —
Измучен, истерзан —
Брожу одиноко
Под бременем Рока
12.ХI.65

Не жди не проси, и не моли…

Не жди не проси, и не моли —
Нас оборвет холодное «прости»!
Вьюга стонет зловеще и дико —
Неприветлив конец ноября!
Спят деревья и реки накрыты
Толстой шубой звенящего льда.
Не слышны пестрых птиц переливы.
Растворился цветов аромат.
Пусть зима, но у нас именины —
Бал цветов, майский сад!
Вот гвоздики, вот розы, левкои —
Сплетены вместе в чудный букет —
И ласкающей, нежной рукою
Лепестками усыпан паркет.
Вон, не спят, загадочно, две звезды в ночи
Я шепчу, любимому: «Только не молчи!»
Милому достаточно помнить обо мне…
Воет вьюга злющая в кромешной тьме.
Лишь на миг забытые
Слезы брызжут вновь.
И вино пролитое
Словно кровь!
Вот волной нахлынуло сладкое томленье.