– Я, во-первых, не маленькая рыбка, а акула и сейчас тебя так тяпну, да еще кошек на тебя натравлю, чтобы они тебя описали и облохастили.
– Да ты больная, я родителям расскажу. Они в школу придут разбираться.
После этого, не сговариваясь, весь класс, объявил ему бойкот. Никто с ним не разговаривал, и пришлось ему перейти в параллельный класс.
Елизавете приобрели большой аквариум, нашли ему место в квартире особое. Как она бредила стихией воды. Перед сном подходила к аквариуму и, просыпаясь, здоровалась с рыбками.
Из школы Лизоньку иногда забирал Петя. Они вместе возвращались домой, садились обедать. Было шумно и весело, выходя из своего кабинета, я умилялся, глядя на это.
Однажды еще в начальных классах Лиза рассказала учительнице, что у нее есть еще папа.
– Это правда, – уточняла она, – у вашей дочери два отца?
– С чего вы взяли? – удивился я.
– Она так говорит.
– Всерьез слова ребенка не воспринимайте. Это – друг семьи. Случается, забрать некому, в силу каких-то обстоятельств приходит он.
Дома я попросил Веру, можно избежать этих кривотолков?
– Не обращай внимания, – бросила она мимоходом, – это не заслуживает того, очередная глупость.
Неожиданно меня поддержала теща.
– Ты Вера, отрегулируй этот вопрос, а то, ставим нашу крошку в неудобное положение. Удивительно, что возникают такие двусмысленности в вашем педагогическом сообществе. В хорошую погоду буду ее забирать. Пете надо объяснить, пусть не обижается.
Теща всегда давала понять, последнее слово за ней. Руководить она не забывала, тогда, как чем-то другим себя не обременяла. Не очень старалась готовить, убираться, и даже не допускала мысли примерить на себя роль домохозяйки.
– Нашли бесплатную прислугу? – иногда она выходила из себя и кричала. – Почему это я должна подавать? Это вы мне подайте, – с вызовом говорила, – Скажите, спасибо, что за Лизой присматриваю.
* * *
Я сидел, погруженный в воспоминания, угнетенный тоской по Лизе. Нигде невозможно было забыться, где спрятаться в своем сознании от боли, что выедает мозг, словно кислота. Почему дети так к нам жестоки? Даже не догадываясь при этом, что родители в душевном аду от равнодушия и безразличия к ним. Как их при этом можно упрекнуть, когда они часть нашего сердца, клапан и мышца. Мы всегда их оправдаем и находим объяснение любому поступку, так нам легче.
Из этой кручины вывел сотовый. Это была Софья Федоровна.
– Володя, прости, что беспокою, – заговорила сбивчиво и торопливо слегка басовитый голос Софьи Федоровны чем-то напоминал мужской, но не казался грубоватым на фоне свойственной ей лукавой улыбочки, что как бы говорила, мол, знаем вас, что вы за птица и куда летите. Ничего заискивающего и комплиментарного, редко когда она кого похвалит, если промолчит, не оговорит, значит одобрение получено. Полушутливая форма общения с близкими была свойственна ей, в первую очередь, с Анатолием Сергеевичем, затем с Алексеем, с Таниным мужем, что воспринимал это с обидой.
Леша не понимал её юморка, а потому часто ссорились и жить вместе не смогли. Леша жаловался Тане:
– Твоя мама постоянно смеется надо мной и острит на мой счет.
Таня вставала на защиту мужа.
– Мама, прошу тебя не надо, эти колкости до добра не доведут.
– Да я просто по-доброму, журя.
– Нет, мама, ты смеешься, даже мне обидно за Лешу.
– Ну вот, какие вы обидчивые.
– Простота хуже воровства, – встревая в разговор, поминал пословицу Анатолий Сергеевич. И добавлял, – Шуточки неудачные, и необходимости в них нет.
