– Ага, товарищ командир, как тельник подарим, так и все остальные водилы разом головой вниз в море и побултыхаются в погоне за легкой наживой! – улыбнулся Рустем.
– А ты скажи, что это у нас последний, остальным только чугунные балясины, чтобы долго не мучились! – в тон ему ответил командир.
Доктор ушел, а Шубин некоторое время приходил в себя от пережитого, смотрел, как по стеклу окна ходовой рубки весело бежали вниз струйки дождя. Вначале их было мало, но вскоре они уже сплошным потоком заливали все стекло.
Вообще-то в обычное время на большие десантные корабли медицинским работником назначали фельдшеров в мичманском звании. Однако на корабли «экспресса» ввиду возможного начала в любой момент боевых действий часто прикомандировывали дипломированных врачей.
Что касается капитана медицинской службы Рустема Еналеева, по кличке Сбитый летчик, был он не только первоклассным хирургом, но и оригиналом. Парень он был боевой. За плечами дока были дизельные и атомные атомоходы, две операции по удалению аппендицита на боевой службе и многое другое. При этом Рустем отличался поразительным упрямством и абсолютным отсутствием чинопочитания. Эти его качества, помноженные на огромную любвеобильность, включавшую помимо множества мимолетных романов три или четыре женитьбы (сколько точно, док сам постоянно путал), поставили жирный крест на его карьере. В интимной жизни Рустем был мужчина достаточно скрытный. О том, что у него случился оргазм, девушки обычно узнавали только по двум полоскам на тесте… Но из-за умения энергично орудовать скальпелем до поры до времени Рустему многое прощалось. Только тогда, когда он обрюхатил дочку одного из североморских адмиралов и наглым образом отказался идти с ней под венец, заявив, что еще не нашел той единственной, которой навсегда отдаст свое медицинское сердце, только тогда был адмиральским пинком выброшен он на заштатную береговую базу под Новороссийск. Тогда-то в припадке меланхолии Рустем и вытатуировал на члене понравившуюся ему в одном американском фильме сакраментальную фразу «Приглашаю на борт!» Татуировка производила магическое впечатление на всех его новых подруг, снискав доку славу первого плейбоя окрестных мест.
Наверное, служебный путь Рустема Еналеева так бы и закончился на забытой богом береговой базе, но началась война в Сирии, раскочегарился «экспресс», понадобились опытные хирурги (которые, как известно, всегда в дефиците), тогда-то и вспомнили о ссыльном враче.
«Кострома» сразу пришлась Рустему по душе, как пришелся по душе и он старым «костромичам». На бербазу Еналеев возвращаться категорически не желал и фактически прижился на «Костроме», став полноправным членом экипажа. Как всякий уважающий себя доктор, Рустем жил непосредственно в лазарете. Там же рядом обитал и его неразлучный друг фельдшер Сергей Теребов.
– Ноги в тапочки всунул и уже на боевом посту! – говорили они не без гордости.
Медблок на «Костроме» был расположен слева по борту на первой нижней палубе. Рядом посредине первой палубы (чтобы меньше качало) располагалась и операционная.
Вскоре опыт и квалификация взяли свое, и Рустем стал неофициальным авторитетом местного военно-медицинского сообщества. Врачи с соседних кораблей валили пошушукаться к нему гурьбой. Кому-то он давал советы, кого-то чему-то учил, с кем-то просто пил и ходил по бабам. Впрочем, все «костромской док» делал одинаково профессионально. Шубин пытался однажды провести с Рустемом воспитательную работу относительно геометрически возрастающего количества женщин в его врачебной судьбе. На что Сбитый летчик, честно глядя в глаза, заявил:
