Сироп от кашля - страница 9

– Снег пошел.

– Я вижу. Как некстати.

– Это почему?

– Хотел поцеловать Вас на улице, прежде чем отпустить.

Она кротко улыбнулась. Он внимательно следил за тем, как щетки плавно смахивают со стекла пышные хлопья снега. В салоне было тепло и уютно; пахло анисом и жасмином. У нее разыгрался аппетит:

– Обычно я ужинаю огромным тазиком салата с хумусом или просто запеченным нутом. Не хотите попробовать?

– Конечно, – нежно-карие глаза улыбнулись, рассыпались морщинки, – конечно хочу.

И весь вечер они готовили салат, обсуждали Макото Синкая, Алексея Балабанова, Юкио Мисиму и влияние на него Томаса Манна. Она призналась, что с детства мечтала посвятить свою жизнь кулинарии, а он – управлять самым вкусным кафе в городе. И как забавно получилось – она шеф-повар в его ресторане!

И некуда спешить, незачем бороться, переживать и мешкать. Он отложит тарелку в сторону, приблизится к ней и поцелует в щеку. Она обнимет его за плечи и засмеется.

– Впервые слышу, чтобы Вы смеялись.

– От счастья и палка раз в год стреляет.

Можно не притворяться взрослыми, серьезными и скучными. Сейчас можно просто быть – в этих улыбках, прикосновениях, поцелуях. И как есть – улыбаться, прикасаться, целовать.

Он, конечно, думал, будет как в фильмах: встретятся спустя несколько лет случайно, в компании общих друзей или знакомых. Останутся наедине, сядут на лавочку под фонарем, желтизна которого сгладит мешки под глазами обоих. Осторожным шепотом она спросит: «А помнишь…?», и это его уничтожит. Вцепится в собственные колени, выпалит все, что водрузилось на сердце за те годы упрямого молчания и сопротивления, которым он предался. Из гордости? Нет, из глупости. Ты знаешь, я ничего не забыл. Ты знаешь, я просто боялся. Ты знаешь, я просто не понимал, чего хочу. Ты знаешь, я осознал только сейчас. Все не то и я – не тот. А вот ты сидишь здесь, волосы отрезала, и цвет такой приятный; у тебя все такие же глаза, живые, теплые; и губы сжимаешь все так же. Вот ты – все та же.

И, как в фильме, она бы обязательно простила, она бы все забыла, она бы проснулась в том чувстве, что давно похоронила.

Но разве жизнь – это фильм?

– Помнишь, что ты мне тогда сказал?

– Что «ты достойна лучшего», – выдавил он.

– Это, конечно, правда, – улыбнулась она, потрепав его по плечу. – Но ведь я хотела, чтобы этим «лучшим» был ты.

– При нашей первой встрече… только не лгите, дорогая, я знаю правду… при нашей первой встрече вы возненавидели меня, так? Ага, вы улыбаетесь и щеки горят. Дайте-ка… – Костяшками ледяных пальцев он дотронулся до ее щеки. – Да, волнуетесь. Волнуетесь, потому что я прав.

Она подняла глаза, заставив его содрогнуться. Такого блеска он никогда прежде не видел. Всегда невозмутимая, равнодушная абсолютно ко всему, что не касается ее личного пространства, она вселяла уверенность в собственной бессердечности. Может быть, людям было проще верить в то, что лежит на поверхности. Может быть, никто и не старался пробить эту завесу. К сожалению, и он не старался – и теперь растрогался от проявления чувств в глазах этой потрясающей женщины.

– Нет, – ответила она вполголоса, нежно лаская взглядом его смуглое лицо, – но поверьте… Столько усилий я приложила, чтобы вас ненавидеть и… – Она пожала плечами. – Вот результат.

Он судорожно вздохнул; взял ее лицо в ладони, приблизился медленно, все еще опасаясь взрыва. Непривычно глухо билось сердце, отнимались мышцы в руках и ногах. Сколько ему? Для подобного возбуждения он достаточно стар, конечно.