Из услышанного джентльмены заключили, что сейчас их попросят раскошелиться, или, как с недавних пор модно стало говорить, «сделать инвестиции». Почти все успели замёрзнуть, а многие и натёрли сёдлами зады, поэтому ропот прозвучал не так громко, как мог бы при иных обстоятельствах. Однако Уилл Комсток уже вновь завладел общим вниманием.
– Теперь вы видите, почему я не поддержал идею перебраться в «Голову сарацина». Мы собираемся, чтобы устанавливать цены и решать другие вопросы, связанные с оловом. Поскольку оловодобытчики в некоторых отношениях не подчинены общему закону и общему налогообложению Англии, парламент этот издревле противостоял попыткам управлять нами извне. Без капитала машина мистера Ньюкомена останется не более чем занятным приспособлением, наполняющим мою бочку. Шахты так и будут стоять затопленными. Ни меди, ни олова из них не добудут, и Оловянный парламент утратит всякое влияние. Однако если вы, джентльмены, проявите заинтересованность – то есть, говоря без обиняков, если некоторые из вас захотят приобрести паи в товариществе совладельцев машины для поднятия воды посредством огня, тогда описанное мною прискорбное положение дел изменится, вы купите себе революцию, а у Оловянного парламента будет столько дел, что ему волей-неволей придётся перенести свои заседания в весёлую таверну неподалёку, где, к слову сказать, ваш покорный слуга сегодня оплачивает каждому первые две порции выпивки.
«Голова сарацина»
вечер того же дня
Даниель и Тредер едут в Лондон
– ТЕПЕРЬ В ГЛАЗАХ НЕКОТОРЫХ ВИГОВ вы – тори, – предостерёг Уилл, – и мишень для отравленных стрел межпартийной розни.
– Так уже было, когда в Чумной год я вышел из отцовского дома на Холборн, чтобы отправиться в Эпсом, – устало проговорил Даниель. – Или когда, отчасти по настоянию вашего отца, стал придворным короля Якова. Такое случалось всякий раз, как я имел дело с Комстоками.
– С Серебряными Комстоками, – поправил Уилл. – Или с Оловянным, как прозвали меня в парламенте.
– Впрочем, здесь есть свои удобства, – заметил Даниель. – Мистер Тредер весьма любезно предложил отвезти меня в Лондон. Он отбывает завтра.
Граф поморщился:
– И вы с благодарностью согласились?
– Я не видел причин отказываться.
– Так знайте, что среди тори тоже есть фракции.
– И межпартийная рознь?
– Да. Хотя внутри партии – как и внутри семьи – она нередко принимает более причудливые и часто более жестокие формы. Как вам известно, доктор Уотерхауз, я третий сын у отца. Меня много били старшие, и я совершенно утратил вкус к дрязгам. Я не хотел становиться лордом от партии тори, поскольку предвидел нечто подобное.
Он обвёл взглядом таверну, отыскивая мистера Тредера. Тот стоял в углу с несколькими джентльменами и ничего не говорил, только слушал и что-то записывал гусиным пером в книжечку.
Уилл продолжил:
– Однако я сказал «да» королеве, потому что она моя королева. С тех пор мне немало досталось и от вигов, и от якобитов-тори, но двести миль по дурной дороге отсюда до Лондона отчасти смягчают удары. Сейчас вы пользуетесь тем же преимуществом, но как только вы сядете в карету и тронетесь по направлению к столице…
– Понимаю, – отвечал Даниель. – Однако мне удары не страшны. Ибо меня сопровождает – чтобы не сказать «преследует» – длинная череда ангелов и чудес, благодаря которым я достиг столь преклонного возраста. Думаю, потому меня и выбрали для этого поручения: я либо заговорён, либо зажился на земле. В любом случае судьба моя решится в Лондоне.
