Системное мышление. Границы ментальных моделей и системное видение мира - страница 30

Виктор: С удовольствием. А то я притомился с твоей психологией.

– Я тебя понимаю. Всех нас тянет в простоту и конкретность физического мира. Здесь пловец не вылезет из воды и не скажет: «Я замерз. И вообще, мой рабочий день закончился». А фляжка не выползет на берег и не убежит в кусты.

Кроме того, физический мир ближе к задачам, чем к проблемам.

Виктор: А в чем разница?

– Ну, проблема – разрыв между тем, что тебе надо и что есть на самом деле. Это в значительной степени эмоциональное переживание, что дела идут «не так».

Когда ты проблему изучил, осмыслил, разложил «на полочки» – она стала задачей, где четко определено, что дано и что нужно найти.

Виктор: Сын плохо учится – проблема, а повесить картину на стену – задача?

– Да, где-то так. Вернемся, пожалуй, к психологии.

Виктор: Погоди! В условии не сказано, пловец плывет по течению реки или против!

– Решай, Виктор, решай.

Как уже говорилось выше, решение проблем заключается в интегрировании образа внешней ситуации во внутреннюю картину мира. Понятно, что под образом понимается не только зрительный образ, а любая целостная картинка внешней ситуации, куда могут входить и словесные описания, и невербальные отношения между людьми – участниками внешней ситуации. Психологически интегрирование образа в контекст переживается как одновременный процесс построения образа из элементов модели мира и «узнавание» образа ситуации этой же моделью мира. Когда я воспринимаю какую-то ситуацию, я фактически формирую образ этой ситуации из кирпичиков существующей у меня модели мира, т. е. проецирую на ситуацию мою картину мира. Я налагаю мое прошлое знание на образ ситуации и тут же принимаю это наложенное знание за реальность.

И вот эту проекцию или фрагмент моей модели мира, который «откликнулся» на внешние сигналы, я считаю реальностью! Ведь я един со своей картиной мира и не могу отойти в сторону и оценить, насколько объективна, верна эта проекция. К. Поппер отмечал: «Мы рождаемся с ожиданиями, со знанием, которое хотя и не является верным a priori, однако психологически или генетически априорно, то есть предшествует всякому наблюдению. Когда Кант говорит, что наш разум не выводит свои законы из природы, а налагает их на природу, он прав. Но, полагая, что эти законы необходимо истинны или что мы всегда добиваемся успеха, налагая их на природу, он ошибался. Очень часто природа успешно сопротивляется, заставляя нас отбрасывать опровергнутые законы, но, пока мы живы, мы можем делать новые попытки» [51]. Включение образа ситуации в модель мира возможно в том случае, если модель мира в каком-то смысле «родственна» образу.

Виктор: Не понимаю.

– Образ и модель мира в чем-то должны «совпасть», иметь общие «точки соприкосновения».

Выражаясь компьютерным языком, формат файла должен быть знакомым программе, чтобы она смогла работать с ним.

Отверстие с резьбой M6 «примет» только болт M6, болты другого диаметра просто «не заметит». Хотя у болта M6 могут быть разные шляпки, разная длина. Но только у отверстия с резьбой M6 и болта M6 произойдет «стыковка».

Виктор: Типа замок «узнает» только свой ключ, да?

– Да, именно так.

Применительно к детской психологии Л.С. Выготский употребляет термин «зона ближайшего развития»: задача может быть воспринята, понята учеником и может выполнить свою обучающую функцию в том случае, если она лишь немного сложнее тех знаний и умений, которые сложились у ученика на момент ее решения. А.П. Назаретян [39] приводит любопытное наблюдение антропологов. Они вывезли в цивилизацию представителей первобытного племени, где даже огонь добывался трением. Ученые были поражены тем, что наибольший интерес и восторг у дикарей вызвали не высотные здания, телевизор, автомобиль или сотовый телефон, а обыкновенные спички. Психологически это вполне объяснимо: в ментальном пространстве первобытных людей не было ничего, за что могли бы «зацепиться» визуальные образы телевизора или телефона. В то же время получение огня одним движением легко вписывалось в их внутреннюю систему представлений и вызывало соответствующую эмоциональную реакцию. М. Полани писал: «Проблем или открытий самих по себе не существует. Нечто может быть проблемой только в том случае, если это нечто кого-то озадачивает и беспокоит, а открытием – если снимет с кого-нибудь бремя проблемы. Шахматная задача ничего не означает для шимпанзе или слабоумного, а потому и не приводит их в затруднение. С другой стороны, шахматного гроссмейстера эта задача, может быть, тоже не приведет в затруднение, потому что он без труда найдет ее решение. Только для игрока, способности которого соответствуют уровню задачи, она послужит предметом углубленных занятий, и только такой игрок оценит ее решение как открытие… Одержимость проблемой в сущности есть главная пружина любой творческой активности» [50].