Системное мышление. Границы ментальных моделей и системное видение мира - страница 39

– Но тут нет твоего решения. Есть решение твоей супруги – ее интерпретация помады на рубашке. И ее последующие действия.

Во-вторых, решения человеком проблемных ситуаций в социальном мире являются только интерпретациями, истолкованиями и не имеют отношения к прогнозированию поведения социальных систем. Ненаказуемая произвольность интерпретаций – важнейшая характеристика ментальных моделей социального мира.

Шри Ауробиндо писал: «Чтобы успешно выполнять свои функции, разум вынужден временно принимать фиксированные точки зрения, ни одна из которых не является более чем частично истинной…. В сфере мысли это не имеет значения; ибо, поскольку здесь разум не стремится к практической деятельности, он может безнаказанно допускать одновременное существование противоположных точек зрения и систем, сравнивать их, стремиться их примирить, синтезировать самыми разнообразными способами, постоянно изменять, расширять, развивать; он свободен действовать, не думая на каждом шагу о незамедлительных практических последствиях» [3].

Классическую иллюстрацию произвольности интерпретаций на примере психологических теорий приводит К. Поппер. Он предлагает рассмотреть поведение человека, толкающего ребенка в воду с намерением утопить его, и поведение человека, жертвующего жизнью в попытке спасти этого ребенка. Каждый из этих случаев легко объясним и в терминах Фрейда, и в терминах Адлера. Согласно Фрейду, первый человек страдает от подавления (скажем, Эдипова) комплекса, в то время как второй – достиг сублимации. Согласно Адлеру, первый человек страдает от чувства неполноценности (которое вызывает у него необходимость доказать самому себе, что он способен отважиться на преступление), то же самое происходит и со вторым (у которого возникает потребность доказать самому себе, что он способен спасти ребенка). «Итак, я не смог бы придумать никакой формы человеческого поведения, которую нельзя было бы объяснить на основе одной из этих теорий», – признается Поппер. И далее он делает важный гносеологический вывод: «Каждая хорошая научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше» [50]. Запрещение появления определенных событий – не что иное, как прогноз, предвидение.

Ни к чему не обязывающую легкость интерпретаций мы видим в анекдоте про умного раввина.

В-третьих, в условиях непознаваемости социальной системы и отсутствия практики как критерия «истины» решением проблемной ситуации становится произвольное соединение (сцепление, стыковка) образа ситуации с моделью мира субъекта. Такое согласование образа со сложившейся системой знаний и представлений эмоционально переживается как уверенность в правоте, в собственных знаниях, как ощущение понимания мира (хотя речь идет, наоборот, о проекции на мир субъективных представлений), как чувство внутренней гармонии и комфорта. Поскольку при отражении социальной реальности качество, точность, адекватность отражения недостижимы, то целью решения проблемных ситуаций становится переживание положительных эмоций, в основе которых лежит уверенность в себе и собственной непогрешимости. Неважно, насколько верно ты отражаешь мир. Важно, что при этом ты сохраняешь энергию и уверенность в себе. Идиллия прямо по У. Черчиллю: «Успех – это движение от неудачи к неудаче без потери энтузиазма». Нормальная индивидуальная стратегия. Правда, в коллективном исполнении она привела к возу глобальных цивилизационных рисков [49, 65, 66], по сравнению с которыми авария на Чернобыльской АЭС представляется невинной шалостью.