Детство Григория и Степаниды пришлось на голодные военные и послевоенные годы. Оба отчётливо помнили жуткий страх во время бомбёжек, постоянное чувство голода и полные тревоги, заплаканные глаза матерей. У обоих отцы Анисим и Кирилл – не вернулись с войны, и матери, Настасья и Лукерья, поднимали детей в одиночку.
Степанида не ладила со свекровью, поэтому Артём бабу Настасью практически не видел и почти ничего не знал о своём деде Анисиме. А вот у бабушки Лукерьи они всей семьёй гостили каждое лето. Бабушка была знатной рассказчицей и часто ввечеру, всплакнув ненароком, рассказывала внукам о своём ненаглядном Кирюше. Какой он был видный да хваткий, самый завидный жених на селе, многие девки по нему вздыхали, а он выбрал её, Лукерью.
Рассказывала, как поженились, родили двух девочек, и всё у них было ладно, пока не грянула война. Как ждала своего кормильца, как бога молила, чтоб сберег он его, да видно, не дошли ее молитвы до адресата, пропал ее ненаглядный без вести. Только она не перестала ждать, до последних своих дней надеялась, что вернется к ней ее Кирюша, да не дождалась.
Артём, выросший в деревне, с детских лет был приучен к труду, от работы никогда не бегал и впахивал наравне со взрослыми. Отец очень гордился своим первенцем и, как мог, стремился всячески порадовать сына.
А вот с матерью у Артёма отношения не складывались. На поддержку отца надежды не было, так как в семье верховодила Степанида, и последнее слово всегда оставалось за ней. Мать холила и лелеяла младшенькую Лерочку, практически не спуская с рук. А вот сын, чтобы ни делал, постоянно её раздражал и с каждым годом всё больше.
Артём пытался понять такое отношение матери и изо дня в день старался доказать ей и себе, что достоин её любви. Поэтому, чем бы Артём ни занимался, он должен был быть лучшим. И это ему зачастую удавалось, если же нет, он, конечно, не показывал вида, но внутри у него всё сжималось и болело.
А дома вместо утешения и поддержки мать, как всегда, придиралась по пустякам, тогда он срывался на крик, отчаянно огрызался, грубил, и от этого становилось еще хуже. Мать от неожиданности впадала в какой-то ступор, красноречие её иссякало, и она, наконец, умолкала. Артём уходил в свою комнату, плотно закрывал дверь, падал на кровать, поворачивался к стенке, крепко зажмуривался и тут же засыпал.
Чужие сны
Эта способность выработалась у Артёма лет с четырнадцати: засыпая, он мог проникать в чужие сны. Перед ним словно открывалась дверь, и, пока он не переступал порог, мог незамеченным наблюдать за происходящим. Зрелище это было весьма занимательным и зачастую смешным. Он узнавал чужие секреты: своих одноклассников, друзей, в общем, тех, кого хорошо знал, исключая незнакомцев.
Но однажды Артём увидел её и впустил в свой сон, о чем потом очень сильно пожалел. Она сидела спиной к нему в полной темноте напротив огромного зеркала, пристально вглядываясь в своё отражение. Ее силуэт едва угадывался, абсолютно белые волосы, как и всё её одеяние, резко контрастировали с буйством красок своего отражения. Как будто яркая рыжеволосая фурия из Зазеркалья вытянула из неё все краски, обесцвечивая, опустошая, оставляя лишь бледную тень.
Пристальный, немигающий взгляд, отражающийся в зеркале, становился всё темнее, черные стрелы бровей сошлись у переносицы, красивое лицо исказила ехидная усмешка, и эта холодная, резкая красота вселяла ужас.
