Сияние и дикий огонь. Книга 1 - страница 5
Глава 4. Кирилл
В ту памятную ночь крадучись убитый горем отец, один из известных финансовых воротил того времени, принес на руках умирающего сына. Девятнадцатилетний парень, студент Императорского Московского университета, здоровяк-спортсмен, так и не смог поправиться после банальной простуды. В течение недели у него держалась температура, затем появилась скованность, каждое движение давалось ему с трудом, до такой степени, что он подолгу находился в какой-нибудь вынужденной позе.
Внешне он напоминал живого мертвеца, вызывая ужас даже у бывалых, видевших многое на своем веку медиков. Мертвенно-бледный, с закатанными кверху глазами, он постоянно пытался накрыть голову и лицо всем, что попадалось под руку. Его обследовали и лечили в крупнейших на то время клиниках самые авторитетные специалисты, но так и не выяснили ни точной причины, ни генеза, ни адекватного специфического лечения данного состояния больного, с которым сталкивались впервые.
Профессора: инфекционисты, неврологи, психиатры в бессилии разводили руками и утверждали, что сделали всё возможное для данного клинического случая, и это было правдой, но, к сожалению, безрезультатно. Медсестра, ухаживающая за несчастным парнем, как-то сказала убитым горем родителям, что ему поможет только чудо, и рассказала о необыкновенной деревенской целительнице, якобы помогающей даже неизлечимо больным.
Прасковья без колебаний оставила парня у себя, обещая сохранить это в тайне и помочь всем, чем сможет. Несколько месяцев практически без сна и отдыха она боролась за жизнь Кирилла. Грамотно использовала травяные сборы, как учила бабушка, и что Прасковья знала назубок: какие травы собирать, когда, в зависимости от лунного цикла, как правильно хранить, сочетать и в какой форме и дозе использовать.
"Но главное не травы, а то, что у тебя внутри, – говаривала ей бабушка, прикладывая руку к груди. – Твой, внученька, свет, исцеляющая сила твоей души – теплота, доброта, любовь. Но если в твоей душе появится червоточина – гнев, ненависть иль злоба, то исцеляющий свет вспыхнет диким огнем, который уже не потушить. Помни мои наказы, Прасковьюшка, судьба будет тебя не раз испытывать, борись с искушениями лукавого, не сдавайся, до последнего вздоха будь на стороне света и добра".
Эти слова постоянно всплывали в памяти девушки, пока она боролась за жизнь парня. Так тяжело Прасковье еще никогда не было, он так жадно вбирал ее свет, ее жизненную силу, что она не успевала восстанавливаться. Чем лучше становилось Кириллу, тем хуже Прасковья себя чувствовала, что ее настораживало и пугало. Но она гнала от себя эти мысли, объясняя свое плохое самочувствие бессонными ночами и усталостью. Наконец, благодаря стараниям Прасковьи, Кириллу стало лучше, он быстро пошел на поправку.
Придя в себя после длительного беспамятства, молодой человек увидел ослепительный свет и решил, что уже на небесах, но теплота и нежность девичьих рук и ласковые слова вернули его на землю. А в сердце навсегда отпечатался этот образ – удивительные, сияющие, как расплавленное золото, глаза, огненно-рыжие, каскадом ниспадающие по плечам волосы, словно насквозь пронизанные солнечными лучиками, казалось – дотронешься и обожжешься. Он знал ее имя, но чаще называл ее: "Солнышко, мое рыжее солнышко".
И она не могла насмотреться на его непокорные кудри, на его синие глаза, меняющие цвет в зависимости от настроения. Когда он любил её, они становились фиалковыми, и этот насмешливый сиреневый взгляд сводил её с ума. Но когда сердился, в его глазах появлялся стальной оттенок, за которым таилась угроза и еще что-то темное, вселяющее страх, грозящее вырваться наружу.