Когда я вспоминаю время, проведённое с Кхьенце Ринпоче, перед моими глазами отчётливо возникает картина, которую я вряд ли снова увижу в своей жизни: нескончаемый поток представителей различных традиций, от высокопоставленных лам до простых верующих, ежедневно заполнявших его комнату. Конечно, я знаю учителей, к которым часто приходят ученики, но больше я никогда не встречал учителя, к которому бы ежедневно стекались представители всех школ и традиций. А зачем ещё они приходили, как не за Дхармой? На мой взгляд, это говорит о том, что приверженцы разных традиций безоговорочно доверяли Ринпоче. И действительно, многие великие учителя, к которым мы сегодня относимся с почтением, были его учениками. Например, Его Святейшество Далай-лама, а также покойный Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро, который был одновременно и учителем, и учеником Ринпоче.
Наблюдая за тем, как развивается современный тибетский буддизм, я опасаюсь, что всё сделанное этими великими мастерами во имя сохранения различных школ и традиций будет вскоре стёрто из памяти под натиском сектарности. Ведь не только современная молодёжь, настроенная более материалистически, но и представители старшего – казалось бы, более «благоразумного» – поколения насквозь пронизаны сектарными настроениями. Сектарность стала одной из тех ошибок, которую миру уже никогда не удастся исправить. Похоже, что даже тибетские ламы ничего не могут с ней поделать. Эта проблема не является новой: история тибетского буддизма изобилует рассказами о его славном прошлом наряду со свидетельствами о том, что каждая линия не была заинтересована в благополучии своих соперников.
В наше время сектарность так сильна, что нередко слышишь, как даже реализованные учителя посмеиваются над идеей риме, словно это был лишь неискренний жест доброй воли, цель которого совершенно недостижима. Как если бы Джамьянг Кхьенце Вангпо и Джамгон Конгтрул Лодро Тхае вместе с их трудами покинули этот мир и стали просто легендой, пока – по крайней мере в моём представлении – в этот мир не пришёл великий учитель Дилго Кхьенце Ринпоче, воплощение обоих великих мастеров, чему я лично был свидетелем.
Интерес и заботу, с которыми Кхьенце Ринпоче относился ко всем школам тибетского буддизма, можно было описать почти как фанатичные. Он практически никогда не тратил время на пустую болтовню. Целыми днями, с раннего утра до поздней ночи, он давал или разъяснял учения, редактировал записи учений, организовывал издание книг и создание священных изображений и статуй. Ринпоче обладал такой реализацией, что ему едва ли было необходимо получать учения самому; тем не менее, если он узнавал, что какая-то линия передачи находилась под угрозой исчезновения – а случалось это довольно часто, поскольку Ринпоче стремился во что бы то ни стало их находить, – он тотчас же просил держателя линии даровать ему передачу этого учения, даже если этот монах или йогин не внушал особого доверия. Однажды, когда я сопровождал Кхьенце Ринпоче в паломнической поездке по Тибету, мы остановились на один день в Чэнду. Согласно расписанию, это был один из тех немногих дней, когда, как предполагалось, Ринпоче мог отдохнуть. Однако вскоре по городу пронёсся слух, что приехал Кхьенце Ринпоче, и к нам пожаловала группа гостей с просьбой об аудиенции, среди которых был простой монах, держатель одного очень редкого учения, которое Кхьенце Ринпоче ни разу не получал. Он тотчас же попросил монаха о передаче этого учения, и таким образом день отдыха – что, пожалуй, было неизбежно – превратился в один из самых хлопотных дней.
