– Может, тебе ещё и наливное яблочко с серебряным блюдечком подарить? И сапоги-скороходы с ковром-самолётом? Не многовато ли хотелок? – Ярина сдвинула брови. – И так дойдёте, не сахарные! Всё понял?
Ваня кивнул.
– Идите тотчас, медлить нельзя. Вот вам записочка, передайте Лазорите, – старуха протянула верёвочку с узелками.
– Это же просто науза! – удивился мальчик. – Оберег!
– Кому оберег, а кому и письмо, – возразила Ярина. – Идите, не задерживайтесь! А то есть мне очень хочется, как бы чего не вышло… невзначай. Да ягоды возьми, кощёнок, перекусишь по дороге! – сунула мальчишке корзинку с клубникой. – Всё, проваливайте!
Ванятка повернулся и пошёл к калитке, ящерка потекла с ним рядом.
– И пошли они до городу Парижу… – пробормотала старуха и облизнула узкие губы острым языком.
– Это что же, прямо сейчас идти? – голосом, звенящим от слёз, спросил Ванятка.
– А ты что хотел? – сердито отозвалась ящерка. – Напакостил – и в кусты?
– Я маманю… – мальчик заплакал. – С маманей хочу прощеваться…
– У, хныкалка-кувыкалка, – уже мягче сказала она. – Маманя твоя тебя никуда не пустит, а время-то дорого!
– Она тревожиться будет, плакать, ежели я не приду к обеду… – Ваня утирал чумазые щёки, ящерица внимательно смотрела на него.
– Ну, а ежели она тебя не отпустит? Ты же понимаешь, что без тебя я ничего не смогу сделать?
– Отпустит… Я попрошу, маманька у меня дообрая, – протянул он.
– Пойдём к твоей маманьке, – вздохнула ящерка. – Хныкалка-кувыкалка.
Мать Ванятки, Радмила, готовила обед, гремела ухватом и чугунками, рубила зелень для щей, чистила оставшуюся с прошлого урожая картоху, когда чумазый сынок и зелёное бесхвостое чудо заявились на порог просторной и светлой избы.
– Маманя! – сказал мальчик.
Красивая, крепкая женщина выглянула из-за печи:
– Ванятка, пострелёнок, ты где бегал? Ягоды не собрал, корзинку бросил! Горе ты моё чумазое, когда уже повзрослеешь!
– Маманя, я клубнику принёс, – мальчик протянул матери корзинку, доверху наполненную красной сочной ягодой.
– Это откуда же? – Радмила подошла, вытирая руки вышитым полотенцем.
Взяла корзинку, осмотрела её:
– Это не наша. И ягода какая – одна к одной. Где взял? Неужели… украл?! – она ахнула, прижала руки к груди, соболиные брови сурово сдвинулись.
– Маманя, я не крал! – заторопился Ванятка. – Это мне бабка Ярина дала!
– Вештица?! – синие глаза метнули искры. – А за какие-такие заслуги она богатыми дарами тебя оделила?! И что ты у ней делал, сорванец?! Нельзя туда ходить! Сколь раз тебе запрещала, неслух! – полотенце с размаху приземлилось на попу мальчишки.
– Я ничего у неё не делал! Я спросить ходил, как помочь ящерке быстро отрастить хвост! – выпалил Ванятка, не испугавшись материнского полотенца.
– Что?! – оторопела она, в синих глазах мелькнула смешинка.
– Я, маманя, ящерку обидел, вот эту, – Ванятка показал на неё пальцем и подробно всё рассказал.
– Так… – Радмила опустилась на табурет и смотрела поочерёдно то на сына, то на гостью зелёную. – Что ж ты непутёвый у меня какой… Только и шкодишь… Вроде и умом Бог не обидел, да никак не научишься добро от зла отличать. Ящерка-то в чём перед тобой виновата? Тварь живая, божья, как и мы, солнышку радуется, разве мы обеднеем, если она у нас ягодок поест? Ну, да что теперь говорить… Дел наделал, надо исправлять.
– Маманя, так ты отпустишь меня? – с надеждой спросил Ванятка.
– И не хочу, сынок, но надобно. Жить следует по чести: за содеянное ответ нести, всё разрушенное починять.
