Разве джентельмены ведут себя так? Палец исчез. Ему на смену вернулись губы. Ей показалось, что он спрятал улыбку. Стало так обидно. Она-то машинально ведет наблюдение, ей так проще. Неужели и он старается зафиксировать и сразу проанализировать то, что между ними происходит? Более того, его это забавляет.
Но все мысли улетучились, когда его настойчивые губы раздвинули ее. Язык проскользнул внутрь. Он перестал сжимать ее осторожно, как фарфоровую куклу, а запрокинул ей голову и удерживал ее на локте. И это было весьма своевременно, потому что силы и умение ровно ставить позвоночник ее вдруг покинули. Кости превратились в желе. Она сама вцепилась в Эттвуда, так как более подходящей опоры не существовало.
Дыхание стало прерывистом. Его язык чертил то ли узор у нее во рту, то ли нежно гладил. В какой-то момент она решила, что это ему захотелось поиграть с ее языком. Все было так… непонятно. Во всем, что он делал, отсутствовал ритм или последовательность. Он то атаковал, то становился нежным. Ей вдруг понадобилось, чтобы это мгновение длилось и длилось. Он прижимался ее к груди и дышал так же резко, как она. Елену это успокаивало.
Значит, он втянулся вместе с ней. Она не одна под натиском этого огромного, бушующего и странного. Расслышала протяжный и даже какой-то жалобный женский стон. Неужели ее? И звук этот тоже подтверждала, что они с Эттвудом в своем эксперименте двигались в правильном направлении.
Вдруг раздался свист, с которым воздух резко выходит из шара. На них упали тяжелые капли, послышался лай собаки, бросившейся за проезжавшим мимо экипажем. Эттвуд оторвался от нее, но какая-то часть Елены отметила, что сделал он это неохотно.
В воздухе рядом с ними возникло нечто, чего там быть никак не могло. Человеческая голова с развевающимся нимбом апельсиновых волос. Льеф, узнала она. Причем подумала о симпатичном напарнике Эттвуда с досадой.
— Совсем рассудка лишился, брат? Ты чего мне дыры множишь! Да завтра здесь высадятся обе инспекции…. К вам, леди Валентайн, мои возмущения не относятся. Только к этому неандертальцу.
Эттвуд в раздражении уставился на приятеля, чья голова находилась примерно на уровне их глаз.
— У меня кольцо, — буркнул он. — Что толку рассказывать о помолвке? Ее надо подтверждать.
— Куда катится мир, — несколько картинно воскликнул рыжий демон. — Чтобы поцеловать избранницу, приходится останавливать ход времени. Тогда наша раса точно обречена.
— Прекрати паясничать, — цыкнул Эттвуд и щелкнул пальцами, избавляя их и от этого видения.
Елене сложно было признаться в этом себе самой, но расставаться с графом не хотелось. Она проигнорировала подставленный им локоть. Почти с разбега ввалилась в экипаж. Лошади тронулись, она не глядела в окно. По ощущениям, его поцелуи оставили следы где-то внутри нее.
22. Глава 21. Укушенный
Энтони Эттвуд (сумрачный демон нового дня)
Эта ночь получилась еще хуже, чем предыдущие. Проклятая собачонка, которую завела Елена, вцепилась ему в лодыжку. Да, это он предупредил девушку, чтобы не убирала животину из спальни. Пусть эта болонка спит рядом с ней на подушке — меньше проблем, решил Энтони. Но так он рассуждал в нормальном трезвом состоянии. Ночью же, погружаясь в полусон, он почти не контролировал темную сущность.
Просыпался настоящий Марбас. И тот совершенно не понимал, почему девчонка, к которой демон проложил дорогу, свободна от него. Почему он не может завладеть ее телом, воцариться в сознании. Демоны питались чистой энергией. А из избранницы бил настоящий фонтан. И много света — не кристаллизованного, как у обитателей чертогов, а настоящего, живого. Без такого субстрата темная материя пожирала сама себя.
