– Это уже Хаверли? – спросил Тристан.
Грей открыл глаза.
– Да, Хаверли.
Он всегда любил поместье своего дяди. Стены и окна старого дома были увиты плющом. У подножия пологого холма серебрилось небольшое озеро, у берегов которого плавали лебеди и утки. По обеим сторонам дороги, полукругом ведущей к дому, на лужайках паслись овцы. Этот идиллический пейзаж навевал мысль о рае и мог бы служить прекрасной натурой для картины Гейнсборо[2].
– Все выглядит так, как обычно, – задумчиво произнес Грей.
– Ты ожидал чего-то иного? – Тристан придвинулся ближе к окну.
Проклиная себя за то, что дал Дэру повод для любопытства, Грей непринужденно откинулся на спинку сиденья.
– Вовсе нет. Меня удивило приглашение Денниса, и только. Я рад, что ничего не изменилось.
– А мне оно кажется необычным. – Элис перегнулась через руку Грея – якобы для того, чтобы выглянуть в окно, на самом деле чтобы прижаться к нему своей пышной грудью. – Сколько, ты говорил, отсюда до Бейсингстока?
– Я не говорил. Две мили.
– А до ближайших соседей?
– Ты намереваешься нанести им визит вежливости? – Тристан еле заметно усмехнулся. – Или хочешь разведать, нет ли там соперницы?
– Да, я всегда веду себя вежливо, в чем и тебе советую попрактиковаться.
– А я в данный момент именно это и делаю, моя дорогая.
Грей снова закрыл глаза. Как же ему надоела эта трескотня! Он думал, что путешествие в Гемпшир будет приятным и мирным, вовсе не рассчитывая на то, что неприятности будут сопровождать его всю дорогу.
Как только Элис узнала планы Грейдона, она тут же рассказала о них всем, кто в тот момент был в его ложе в Воксхолл-Гарденз[3]. Выхода было два: либо убить их, либо, взяв с них клятву молчать, предложить поехать вместе.
– Грей, ты не собираешься меня защитить? – требовательно вопросила Элис.
– Это была твоя идея поехать со мной. – Грей открыл глаза. – Так что защищайся сама.
Обычно споры даже доставляли Грею удовольствие. Он любил, когда ему бросали вызов. Но сейчас для первого не было причины, а второго и вовсе быть не могло. Он теперь герцог Уиклифф, черт побери, и может получить все, что пожелает, – стоит только протянуть руку. Но в последнее время герцог, пожалуй, только и делал, что старался избегать всевозможных приключений, а не намеренно искать их. Времена безрассудной юности ушли безвозвратно.
Карета остановилась. Подавив желание выскочить и скрыться от всех в буковой роще, Грейдон подождал, пока Хоббс, дворецкий, откроет дверцу.
– Добро пожаловать в Хаверли, ваша светлость, – скрипучим старческим голосом произнес тот.
– Спасибо, Хоббс. – Грей вышел и подал Элис руку. – У нас сломалась одна карета – примерно в миле отсюда. Пошлите туда кузнеца, и пусть он захватит колесо. Я оставил лошадей на Симмонса и нескольких слуг.
– Я сейчас же займусь этим, ваша светлость. Надеюсь, никто не пострадал?
– Мою одежду придется выбросить, – пожаловался Бламтон, слезая с облучка, где он сидел рядом с кучером. – Спасибо, что заставили меня жариться на солнце. Я чувствую себя словно кирпич.
– А вы на кирпич и похожи, – сказал Тристан и добавил: – Но не горюйте, здесь есть озеро.
Бламтон в ужасе попятился в сторону дома:
– Не подходите ко мне, Дэр, прошу вас.
– Да заткнись же ты наконец, Чарлз. – Леди Сильвия, шурша юбками, вышла из второй кареты. – Ни на минуту не умолкаешь! Вы бы слышали: все утро он болтал о политике.
Грей, усмехнувшись, повел всех к массивной дубовой двери.
