Скандалы советской эпохи - страница 40

– Почему?

– Капризы. То у нее плохое настроение, то ей нездоровится…

И вот теперь нездоровится уже не Клавдии Ивановне, а ее собаке.

– Клавдия Ивановна, приезжайте!

– Не могу. Тузик в обмороке.

Шульженко недаром носит звание заслуженной артистки. Она, действительно, популярна в народе, перед ней гостеприимно распахиваются двери клубов и концертных залов. Как поется в песне:

Но эти двери в один прекрасный день могут и захлопнуться, если Шульженко свое появление на сцене будет ставить в зависимость от состояния здоровья незабвенного Тузика».

Как же отреагировала на эту публикацию великая певица? Естественно, она жутко расстроилась, причем огорчение было двойным – ее песик так и не выжил. О состоянии певицы в те дни рассказывает ее биограф В. Хотулев:

«Как ни скрывали от Шульженко появление фельетона, нашлись доброхоты, сообщившие ей „прискорбную весть“. Вскоре из командировки примчался Епифанов (возлюбленный певицы. – Ф. Р.). Шульженко лежала в постели и не могла говорить. Врачи обнаружили у нее несмыкание связок, возникшее на нервной почве. Два месяца она вообще молчала. Потом стала говорить малыми дозами, и то шепотом…

В течение года Шульженко не выходила на эстраду. Одно время она решила – с концертами покончено раз и навсегда. И если бы не Епифанов, очевидно, так бы и произошло. Он оказался прекрасным, надежным другом, помощником. Благодаря ему Шульженко медленно приходила в себя после майского потрясения.

…Спустя много лет, уже в начале семидесятых, в квартире Шульженко раздался телефонный звонок. Трубку сняла Клавдия Ивановна. Мужчина стал сбивчиво говорить, что он страшно виноват перед ней, что хочет прийти и объясниться. Шульженко согласилась его принять. Это был уже пожилой человек, фельетонист Золотарев. Он пришел с огромным букетом роз и с порога встал перед Шульженко на колени. Он сказал, что только после того, как погибла его собака, он понял, что произошло с Клавдией Ивановной в тот злополучный майский день 58-го года. Шульженко, как и всегда, была милостива и великодушна…»

В 1958 году исполнилось почти десять лет, как советская печать официально упомянула на своих страницах про такое явление, как стиляги («Крокодил», 1949, № 7). Потом про них писали многие советские издания, однако несмотря на все старания прессы, искоренить это явление так и не удалось. Более того, после Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, который проходил в Москве летом 1957 года, ряды стиляг стали стремительно расти. В итоге в следующем году против них началась новая массированная атака. Особенно много публикаций на эту тему было в главной молодежной газете страны «Комсомольской правде».

Началось все 9 июля 1958 года, когда была напечатана большая статья «Отступник – так он называется», принадлежащая перу Н. Александровой и Л. Почивалова. В нем стиляги разоблачались по полной программе, а гвоздем публикации было письмо одного из них, которое каким-то неведомым путем попало в руки журналистов. Его автор – некий Вячеслав Воломенко, уже два года живущий в Москве, – отправил его в Магадан своему другу, но письмо не нашло адресата и вернулось обратно в столицу. На почте его распечатали, после чего, видимо, решили отправить в газету. Вот его текст с небольшими сокращениями:

«Серж, привет!

Как я уже тебе писал, я завалился в Авиационном. Потом работал 4 месяца, сейчас не работаю и не учусь. Сижу дома, готовлюсь к экзаменам. Думаю еще раз попробовать поступить. Занимаюсь только днем. Ну а вечером… Серж! У меня нет слов, чтобы в письме все описать. (Приедешь, сам все увидишь.) У нас здесь подобралась компания – четыре человека и четыре чувихи. На нашем жаргоне – значит девочки. Мы придерживаемся свободы морали. Девиз: «Спешите жить!» Никаких политических целей мы не преследуем, но чисто моральные. А именно: у нас каждый развлекается, как хочет: хочет – утопает в вине, хочет – безумствует в рок-н-ролле, хочет – предается любовным наслаждениям. Если ты будешь in Moskou, то вместе со мной узнаешь жизнь в самых тонких ее формах.