Блэквимы из банды Дракона шли на «охоту» по двое. Если остальные придерживались указаний босса, то Земляной червь с Игнатом не желали связываться с убийцами и приводили в логово людоеда школьников да одиноких стариков. Илья не отнял ни единой жизни тех несчастных. Возвращая контроль над собственным телом, он держался до следующей субботы, ведь ни один из блэквимов, которым он дал кров, не шёл на охоту, пока не подходила его очередь. Зная повадки блэквима земли и блэквима птиц, он поручал Паулю и остальным сделать всё, чтобы пленным не было нанесено вреда. Приказывал уводить невинных людей подальше от Школы и стирать их воспоминания, что блэквим пауков мог совершать с помощью одного из особых видов паутины.
Хоть Илья давно был лишён необходимой для зомби пищи, его стремление спасти нас помогало ему побороть голод и боль. А может, это был результат действия отвратительной на вкус конфеты, которую подростка заставила попробовать старуха, приведшая его к Виталику. Но теперь, после нескольких часов ожидания, голод вернулся. Ногти на руках Ильи непроизвольно сменились прочными когтями, зубы заострились; чего только стоили одни клыки, идеально созданные для разрывания мяса. Ноздри судорожно вдыхали аромат живого… Человеческая кровь, должно быть, могла утолить все страдания.
Илюша не помнил, как застыл надо мной, как достал из-под свитера мою бессильную, ещё тёплую руку. «Нужно спешить… Проглотить её, пока девчонка ещё жива!» – на миг подумал он, но громко зарычал и обронил мою ладонь, проткнув собственную грудь «лезвиями» свободной пятерни, дабы прийти в чувство. Амулет тут же исцелил ранение, а Илья вернул самоконтроль. Он пришёл к выводу, что не может находиться возле меня. Ярилов до сих пор где-то пропадал, бросить же беззащитную девочку посреди дремучего леса было не менее опасно, чем оставлять ее рядом с изголодавшимся зверем. Потому Илья покинул палатку и притаился на достаточном расстоянии, чтобы не так сильно сводил с ума человеческий запах, но при этом оставалась возможность вовремя обнаружить потенциальных врагов.
* * *
Сложно описать, что произошло со мной, но сквозь мучительную тишину прорвался звук. Перед глазами по-прежнему была темнота, однако теперь я могла слышать внутренний голос, а вскоре и свободно соображать. Чувства постепенно стали возвращаться, мрак растворился, и я уже щурилась от ярких лучей дневного света. Погода была знойной, как летом, вспотевшую кожу слегка освежал ветерок. В духоте смешались сонмы запахов: кислое зловоние – дух коров, свиней и домашней птицы; аромат ягод, цветов, травы; стойкий бензиновый смрад. Где-то рядом кряхтели старческие голоса, совсем чужие, слышались шум листвы, жужжание ос, окончательно пробудившие меня. Я сидела на лавке в компании старушек, облокотившись о скособоченный деревянный забор. Несмолкающие бабуси перекусывали клубникой, которая и привлекла насекомых. Я с горем пополам смогла выбраться.
– Скачешь, как коза, – усмехнулась крайняя пожилая женщина, которую я не заметила сразу из-за остальных. Длинная и тонкая, напоминающая сушёного кальмара, она вцепилась в мою руку. – А ещё жаловалась на больное сердце и повышенное давление; говорила, что ноги стали отказывать… Мы с Зинкой и Прасковьей с горем пополам вытащили тебя на улицу. Нехорошо так поступать с подругами, Дуся!
– Простите, вы о чём? – произнесла я с квадратными глазами. Но тут же, заметив на себе полинявший халат, разглядев свои босые пятки, схватилась за голову.
