Сказание о двух братьях и неведомой Руси - страница 26

– Неужели я это всё вижу в последний раз, готов надолго проститься без уверенности, что смогу вернуться сюда? – спрашивал себя он.

Былая решимость уступила место тени сомнения, и Олег продолжал блуждать по городищу на пути к кузнице, пока, выйдя на главную улицу, не встретил Радомира, деловито едущего к Детинцу вместе со своим отцом на двух вороных конях. Радомир в свою очередь заметил извечного недруга и сделал рукой, держащей плётку, обидный жест, снабдив его издевательской ухмылкой. Всё внутри Олега закипело, и он решительно повернул к кузнице, перейдя на быстрый шаг. Перед заветной дверью он опять застыл в колебаниях и, наконец, собравшись с духом, вошёл в кузницу.

Работа, как всегда, кипела, дядя Аскольд с младшим братом закладывали в домницу древесный уголь и железную руду. Дядя улыбнулся, подошёл и крепко обнял Олега. Потом они все вместе приступили к варке железа, и просторная кузница наполнилась жарой, мужскими окриками и потом разгорячённых человеческих тел. Когда выплавка и проковка были успешно завершены, все уселись на долгожданный перекус. Дядя разломил каравай хлеба и пустил по кругу кувшин с холодным молоком. Светозар самозабвенно крутил в руках кованные узоры животных, которые дядя Аскольд ради забавы выковал для младшего племянника, но от внимания дяди не могло ускользнуть напряжённое выражение лица старшего, и он поспешил спросить:

– Какая дума гнетёт твою головушку? Ты сегодня сам на себя не похож.

Олег немного вздрогнул от вопроса, так как ещё с самого утра безуспешно силился найти правильные слова, обыгрывая разные варианты, чтобы первым начать разговор:

– Дядя, братишка… Я принял решение покинуть дом, наш городище и отправиться в стольный град, Великий Новгород, а там найти себя, поступить на службу.

Олег хотел произнести всё весело и легко, будто речь шла о пустяке и плёвом деле, но слова предательски медленно выползали из уст. Он посмотрел на дядю, чтобы по лицу прочитать, что тот думает, не сердится ли. Добродушное выражение глаз дяди Аскольда нисколько не изменилось, и по нему можно было сказать, что он ожидал чего-то в этом духе.

– Как давно ты терзаешься таким решением? Когда задумался об отъезде? – спокойно спросил он.

– Наверное, уже год об этом думаю, но последние события укрепили мою решимость. Оставаться здесь более я не могу, – выпалил Олег, коря себя за то, что соврал со сроком.

Дядя Аскольд улыбнулся мягкой печальной улыбкой, хлопнул своими ручищами по коленям и, опершись на них, резко выпрямился во весь свой огромный рост. Он попросил Светозара присмотреть за затухающими углями в печи и предложил Олегу выйти с ним на прогулку, чтобы всё подробно обсудить:

– Хорошо мыслить я могу только на ногах, да ещё когда свободно дышится полной грудью.

До самого поля они шли молча. Дядя не спеша переваливался с одной ноги на другую, а Олег коротал время, срывая уже набухающие колосья пшеницы, тёр их между ладоней, пока шелуха не отлетала от зёрен, и забрасывал потом в рот, с удовольствием пережёвывая сладкую кашицу. Он хорошо знал, что дядя любил подолгу обдумывать сказанное.

– Когда-то давно я говорил тебе, что не всегда жил и ремесленничал здесь кузнецом. Ногами я порядочно истоптал матушку Русь и потому не в назидание тебе, а как добрый совет, хочу предупредить, что быть одному – это тяжёлая доля и тебе придётся несладко. Проложить свою дорогу по жизни надо, и бороться за это право – долг каждого мужчины. Только вопрос, когда вступить на этот путь, готов ли ты, с кем и как пойдёшь по нему? А бывает, встанешь на перепутье и если свернёшь не туда, дашь слабину, то потом будет очень трудно вернуться назад, – дядя Аскольд чеканил слова в такт своих размеренных шагов, и звучали они, как всегда, убедительно. – Здесь мы пока ещё можем защитить тебя от жестокости и подлости, а уйдёшь – уже нет. Мне будет спокойнее, если ты ещё на пару лет задержишься с нами, возмужаешь и окрепнешь духом. Возможно, ты ещё не готов стать на свой путь и, самое главное, остаться верным своему выбору.