Танец кончился. Мэндэ догадался о том, увидев, что они остались в кругу двое. Не смущаясь, Она взяла его под руку и повела, как вела и в танце. Он шел покорно: подчиняться Ей – что могло быть приятнее? Они оказались за дверью зала. Мэндэ не спустился на землю и тут. Зачем? Разве можно было спуститься вниз, когда там, наверху, его обнимал дивный свет этих лучистых глаз?
– Кто вы?
Впервые услышав Ее голос, очнулся. И мигом пропала сковывающая его робость. Вспомнил, что еще и не знакомы как положено, наклонил голову:
– Мэндэ Кэремясов.
– Сахая Андросова.
– Высшая партийная школа. – Уже сказав, понял свою оплошность: зачем еще «высшая», словно он этим козырял… Чтобы замять неловкость, добавил – На учебу приехал только нынче.
– МГУ. Факультет журналистики. Третий курс, – И опять сверкнула улыбкою: – С заполнением анкет покончено?
– Не совсем. – Приветливость девушки и то, что она понимает шутки, прибавили смелости. – Откуда будете?
– Из Якутии.
– Якутия велика, занимает одну седьмую Советского Союза, кажется. На какой стороне ваши корни?
«Угадай!» – речные блескучие камешки заиграли – Ее глаза.
Нет человека без страсти. Хотя бы тайной. Человек ли он тогда? Страсть Мэндэ – песня. Бывало, ни один праздник в райцентре не проходил, без его участия.
Ах песня! Она же едва и не подкузьмила: на волоске повисла карьера Кэремясова. Несерьезный, мол, человек – певун, мастер только горло драть с девками. Такой вот слушок стал погуливать. Некий доброжелатель постарался, разумеется. И не о ком-нибудь такое – о втором секретаре райкома. Это сказать – не фунт изюма. Кэремясов-то, презирая мерзкий навет, запел было громче, с неким даже как бы вызовом. Но в конце концов пришлось замолкнуть. Подчинился партийной дисциплине: сам первый наложил строгое вето.
А какой певец был! Соловей!
Подчиниться-то подчинился – мрачен стал, нелюдим. Да и праздники потускнели.
И опять кто-то из доброжелателей, другой, похоже, пустил новый слух: уважаемый товарищ Кэремясов, мол, в обеденный перерыв запирается в кабинете и предается преступной страсти. Сам слышал из-за двери. Правда, точно сказать не может, что: то ли печальная песнь какая, то ли рыдания. Но этому досужему вымыслу, конечно, мало кто верил.
Было ли так на самом деле? Могло и быть. А там, извиняемся, кто ведает.
А вот что правда, то правда: совсем свой дар Кэремясов в землю не закопал. Какое застолье без песен и музыки? А их, то есть, простите, застолий с гостями из области и повыше, случалось, и из столицы-матушки, бывало до хрипоты. Душу, во всяком случае, отвести можно было.
Ах, песня!
Что мы все без нее?
Вот и сейчас. Приблизив губы к фарфоровому ушку девушки, Мэндэ тихо пропел отгадку:
Из Олекмы ли
Иль с Оймякона,
Из Кангаласцев
Иль с Колымы –
Откуда и каких кровей?
Сахая отрицательно помотала головой.
Мэндэ, чуточку отстранясь:
Из Татты
Иль из Табаги
Из Харбалааха
Иль из Хатасцев –
Откуда и каких кровей?
Она посмотрела на него очарованными громадными очами, ответила шепотом:
– Нет…
Мэндэ приклонился к другому ушку Сахаи:
Не из Сунтара ли
Или из Сулгачей,
Может, ты алданская
Или даже амгинская –
Откуда и каких кровей?
Восхищенно внимая пению Мэндэ, Сахая все же была вынуждена опять качнуть отрицательно.
– Не угадал… – Сожаление просквозило в голосе.
Мэндэ уронил сокрушенно голову.
– Все! Сдаюсь и уповаю на милость победителя!
– А я готова слушать вас еще и еще, пока не угадаете…
