– Это он рассказывал ещё, когда был у них в городе.
– А сейчас сидели у костра, тихо позванивали комарики. Кто – то уже дремал.
Стояла какая-то загадочная тишина. Вдруг над обрывом зашумела, зашуршала земля.
Ожили от огней костра, красным светом корни огромного, древнего, дуба – великана. Он ещё крепко стоял на высоком уступе горы, но река шумела, булькала, бурлила, плескалась, унося песок, дёрн, землю. Трудно, ох и трудно держаться за землю …
… И уже ветер свистел. Выл в обнажённых корнях.
Прошли годы.
Десятилетия.
Грозно падали и взрывали воду реки, падающие камни, валуны, огромные клочья дёрна и земли, летевшие с обрыва.
И дрогнули листья, замахали, закачали в отчаянии руки – ветки. И ничего уже не смогло удержать этого богатыря на его земле.
Огромный, могучий, он с шумом и грохотом, рухнул в воду, с треском махнул поперёк реки, бурной и звенящей. Мириады солнечных брызг сверкнули и озарили, каким – то сияющим скорбным светом. Вода больно рванула листья, ветки, кору, и со стоном расплескалась. Белой пеной – саваном сомкнула свои объятия, и потащило, поволокло его на самую глубину. Здесь, в этом месте речушка была могучей и полноводной, когда-то в далёкие годы, суда бороздили её воды, те, сотни лет, тому, когда и другие дубы подпирали небо.
Жизнь медленно уходила куда – то далеко…
Листья, ветки, всю крону унесло течением. И у желудей уже не было сил держаться за родные веточки родного дерева. Всё глубже затягивало ствол в глубину ила и песка…
Время уходило.
А.
Сверху ещё падали молодые дубки.
Всё реже лучи солнца пробивали зеленовато коричневую толщу воды.
Дуб вспоминал зелёные пригорки, как после дождя сбегали ребята – ручейки, к речушкам – девушкам, как устраивали песни и говоры вместе, как шумели, журчали, их разговоры говоры весной, шумели и спорили после проливного дождя.
А он был совсем молодым, могучим, было ему тогда всего три столетия.
У его кроны прятались от бури, ветров молодые дубки, красавицы берёзки. Они перешёптывались с ветерком и гладили своими листочками птиц, а те птахи пели свои песенки – трели. Извещали о наступлении дня.
Птицы, своим молчанием предупреждали о приближающейся бури.
Гудит, воюет буря, льёт косматый летний дождь, срывая листочки. Ломает ветки. Скрипел дуб, но стоял. Гудел, но не плакал. И вот, впервые за столько веков, его ветки, не он, застонали, когда ушла земля из – под ног. Покинула земля, обнажились корни – труженики.
Корни уже, крепкие, могучие, не смогли удержать, изменить что-то, сохранить жизнь. А. Он хотел её, жизни, ветра, бури, чего угодно, только ни этого бездействия, бессилия над собственной судьбой.
Вспоминал о своём пригорке. Траву, у его корней. Длинные ползучие стелились, они эти стебли ниточки, травы молодилы. Помнил и травки, как розочки зелёно голубого цвета, которые росли прямо на сухом песке. И, даже грибы – поганки, которыми лечили свои недуги и люди и олени. Он, дуб, помнил, как много – много солнышек, как лучики зайчики, на его шершавом тёплом стволе…
А сейчас совсем темно, свет сюда не проникал. Совсем. Только редко какая ни будь заблудившая рыбёшка в темноте таращила свои сумасшедшие глаза, в этой кромешной тьме, да рак двигал грустными глазами, ища место для зимовки. Всё заилило. Занесло песком. Совсем черно. Даже воды уже не было.
Что-то смрадное. Сырое. Душное. Тяжёлое…
Ушла ещё одна, а может и не одна сотня лет.
