Ночь, темно, гололееедицаа, а им пятьсот километров, ночью, по серпантинам…Кавказа, потом ещё и по крымским строящимся, трудной, долгой этой стройкой века, дорогам, почти столько же!
Отец предупреждал. Он там бывал. И не часто, ему, рассказывал, сыну своему.
*********************************************
…– 1941 год. Война. Мне четыре годика, почти как теперь старшей внучке. Эвакуация на Кавказ.
Мама, и двое нас.
Отец остался в Крыму, истребительный батальон… а мы, на проливе в Керчи, бомбёжка.
Потом мама мне рассказывала, вот то, что записал тогда в свою толстую тетрадь.
… – Да вот, сынок, говорила тогда мама, отрывки, что сохранила память о твоем отце Ване.
***
… Старый Крым, – Карасу Базар, на большую землю, отправились сто человек, а семьдесят пять в землянках остались. Уже идти в такой поход, хоть и радостный не смогли, ослабели. Зима. Обувь осталась для питания. А что варили и какой навар с кожаных ботинок? Там пещеры и землянки. В пещерах хоть было чуть потеплее. Говорили и погиб отец, здесь бой был рядом, немцы выследили. А те, сотня ушли на берег, передали по рации, что Сталин пришлёт подводную лодку, забрать партизан на большую землю. Но, потом рассказывали.
… Подводную лодку не дождались, может потопила немецкая авиация или просто её не было. Так никто и не узнал, даже после войны. А те, которые не ходили с нами, уже половина, выжили.
А это рассказала мама, тоже, с отряда, Бартошин был, кацап и был у немцев но удрал или ещё что не помнит. Волков не известно имя и отчество, ой, вспомнила, Юрий Николаевич он был жив. Волков тоже ослаб и не смог идти, он остался жив. Где он? Начальник милиции, где мы жили до войны, Биюк Онлар, так он говорит, что всего было 700 человек, партизан. Начальник милиции Биюк Онлара, Рева, был в отряде, но когда Татаринцев, был в отряде, потом предал и сам, скрылся, предал, и выдал тайники с продовольствием, удрал, Рева убежал, но в армию его не взяли. В одном совхозе работали дядя Саша Запольский и Рева, так он на разговор не идёт. Рева не хочет вообще говорить на тему войны. Он живёт в Нижнегорском районе.
НАЧАЛО
… И вот она эвакуация. От пролива и бомбёжки быстро уходили на Кубань.
Но. Фашисты злились, что мы угоняли скот, да ещё племенной, чтоб сохранить породу, и овец угоняли. Понятно сожрут ведь вояки фашисты, если оставить. Да ещё племенной огромный бык, что бы стадо на Кубани росло, а не убывало. и был бычёк молодой, подростал, для работы, умножать стадо если с этим что случится. Война ведь а не прогулка. И на Кубани тоже доставали гады, бомбили.
Стадо большое, было хорошо видно на километры, фашистской раме.
Сопровождающие и охраняющие это добро, двигались на телегах.
Будки, как у цыган, шкурами покрытые, чтоб дожди не мочили, а после дождя, ароматизатор душистый, но дышали, затаив дыхание, особенно, когда пролетала немецкая рама.
Вот умницы, эти наши кормилицы, коровки. Их нужно было сохранить, беречь, спасать, ухаживать за ними. Ой, а какие они, очень умные эти наши кормилицы.
… Вот, сынок, какие воспоминания твоей бабушки, моей мамы.
– Коров то было, ещё после бомбёжек меньше, но стадо а нас, сопровождающих, и погонщиков мало. И, представь себе какой труд,– 45, 50 коров выдаивали, каждая доярка, а норма, до войны – 12. Руки потом болели. Страшно уставали. А они, коровки, бывало, одну доишь, остальные стоят, и лижут тебя, трудное было молоко. Трудно нам, тяжело и им, не доенным.
