– Вы теперь испорченные. Всё они вам забраковали, испортили. Коммунисты.
Грусть. Тоска. Хотя бы сожаления – не было. Только веселье. Да мало ли? У нас тоже такое, ну не совсем, но бывает, было… Может он, зять плохой был.
???
Ох, и бывает…
И на А – бывает и на Б – бывает.
Вот оно, и на ой, случилось.
*
Утонул мужик в Орлике, приток Оки. Тогда жил он там, этот керамист, в самом городе Орле. Где было тонуть? Мелко и люди кругом. Центр областного города.
Но умудрился…
На берегу стоит милиционер и женщина, тихо – мирно ведут душещипательную беседу…
– А хрен его знает, мой это или чужой. Дай, я палкой переверну его. Лысина вроде его, а одежда, одёжка, тоже вроде его. Дай палку, поверну морду кверху…
– Неет, нельзя, сфотографируем, потом… ответил милиционер.
– Ну и пошли вы, вместе с ним. Я пошла, мне некогда.
Ушли они домой вместе с подругой, рванули в сторону пивной, по проулку. Подруга сначала пыталась её настроить на дружелюбный лад.
– Ты бы хоть слезу для народу пустила…
– Да я и не знаю, рыдать мне или радоваться. Пил. Бил. Не работал. Детей домой не пускал.
И, тихонько пошли мимо пивной в сторону ветхих домиков.
Но это было давно и в России. А тут благополучная страна, приличная, очень приличная семья.
И.
И. Такое…
Я стал потихоньку, ненавязчиво говорить, что у нас не так, у нас какой бы он не был всё равно как – то не до веселья, и вообще, говорят, отметили, а не отпраздновали.
В писании сказано, нет, это скорее в народе говорят, о покойниках не толкуют, плохо, или просто ничего, не хвалят и не ругают, если он, ушедший, был с большими явными грехами…
– Э, э, Николаша. Вы не так живёте как нужно. Вам коммунисты всё перепортили, всё извратили и потому вы так плохо живёте. Они виноваты. Вот ты и меня хочешь испортить. Твоей идеологией. Поминки, поминки…
… Всякое было. Много видел. Отыграл на свадьбах от Тобольска до Кавказа, с танцами и гармошкой.
Сороковины были. Поминки тоже.
Но тризна без людей, родственников соседей…
Нет. Такого не было.
Да и такое, как сегодня. Не припомню…
А бывает…
Дед был почти в праздничном настроении, да ещё и рядом такие слушатели. И он совсем как военный, отдал честь и отчеканил, приложив руку к виску, ну прямо командир. И выдал такое…
– Умный к умному, а я, к табе.
– Я табе говорил – вреднюшшшая у няго баба…
– Ой вреднюшшаяаа…
– Кооляяа, наливай. Чё ето?
– Херес есть?
– Усё равно наливай!
– Херес, есть, и хрен есть, закусим, загрызём. Знаешь как глотку прочишшаить…
– А ишшо говорять, он сладиить, ну слаще редьки. Наливай. Это хорошее вино. Увесь стакан, наливай.
– Живы будем да не помрём.
Дед вылил туда, куда нада, как он говорит. И поцеловал стакан в донышко.
– Ой, хорошо, когда зять не пьюшший и по морде не врежить. Наливай.
– Штой – то ты такой помятый, как шляпа у жопи побывала…
– Наливай.
– Вот ты когда с нами, хорошо. Но ты не жри, всплывёть…
– Да, муторно, как с похмелки, без похмелки.
– Ды, я тебе чё говорю. У нас, в Железногорске хвалили его. А чаго, чаго, кого, кто, помёр.
Да. В пятницу закололи.
– Кого, батя?
– Мужика?
– Ды пошёл тыы наа…
– Не мужука.
– Кабана!
– Ну, ето, всё, как положено.
– Закололи.
– Сделали.
– Ето, чтоб продать мясо, пятница. Базар.
– Ага, завтра базар.
– Говорил не наливай, интеллигент хренов…не наливай. Усё. Хватить. Не послушал…
– Дык, ето. Закололи. Разделали, печёнку, ну всё как надо, ну, по грамулечке, ну, по чуточке, не так, что бы етоо. Усё уложили, чтоб застыло к утру.
