Гости сидели за столами, которые стояли буквой п, и накрыты холодными закусками, но, но чудо, праздник и никаких бутылок, даже пива не видно. Ну, прямо поминки у наших русских адвентистов, как на Кубани было. На столах ни одной бутылки, ни пива, ох, нет, там пиво не очень уважают, вино своё и в магазинах. А своё на праздниках, наливают в графины, для удобства – наливай не разливай. А здесь, у этих адвентистов, на столах бутылок не видно, графинов тоже нет, а утром в картофельной части огорода пустых бутылок выбрали корзину, на другой день, конечно. Хотя соблюдают и утверждают, – грешнооо. А тут как. Неужели праздник на сухую, как говорят у нас?
Буквой п, как стояли столы, закрыли перегородкой, но проход оставался, и там, конечно лес. Дебри, а здесь же стоял прицеп, для грузовых перевозок трактором, как и у нас, с опущенными бортами, там пристроили ступеньки, и вот пришли, нет, прошёл по этим дощечкам, самый главный…
Прибыл музыкант. Один баян, внесли на этот помост, прицеп, эстраду…а остальное аппаратура.
На тонких ножках установили видимо усилители, для леса, погромче. Но меня удивило то, что много проводов и, даже баян, который был на табуретке, был подключён к аппарату.
И, я вспомнил, как это было в году, дай Бог памяти… да не важно, в каком году, но при Хрущёве это точно. Жил я тогда на берегах реки Оки и занимался чеканкой, живописью, и освоил перегородчатую эмаль. Орловские комсомольцы, газета была молодёжная, устроила мою персональную в редакции. А те весёлые ребята похвалили и отправили фотографии в Москву, редакцию журнала Огонёк. Напечатали в Пушкинском юбилейном номере, мою русалку, чеканка на медной пластине, которая на ветвях сидит, да и другие работы. Цветные вкладки, класс, и потом пригласили меня на дачу писателя. Был он тогда зав отделением прозы Сбитнев, Юра.
… Вечер. Дача. Коньяк. И, конечно, моя, гармощка, участие в музыкальных опусах и баян, но играл Толик Беляев. Это уже был зрелый мастер и его чары пальчиками, удивляли тех, кто слушал впервые. И, тем более, такое чудо,– электронный баян был только один в Москве у Анатолия. Среди гостей, директор дома культуры, тоже слышал первый раз, и, предложил поработать в Абрамцево баянистом, он скромно отказался, сказал, что его папа не отпустит.
Возмутились, что это за папа, который не даёт ему возможность заработать. Он ещё стопку принял на душу, промочил горлышко и выдал,
– Никита Сергеевич.
– Нам скоро быть в Италии.
Там сделали ему этот баян, который стоил не дорого, как сказал Анатолий, – чуть дороже Волги.
… – Да, ещё вспомнил около баяна, рядом аппаратура. Много. Звучание инструмента было неожиданно ново, и, конечно, очень своеобразно. Это как скрипки Гварнери и Амати. Хороши, необыкновенно, но разное…
И.
… Неужели здесь у финнов такое. Хотя, что удивительного Время, прошло, будь, здоров, и не кашляй. Да только каково мне потом со своим инструментом…
И, за этой куча мала, аппаратуры огромная штора…
– Потом. Чуть позже я понял, это боевая маскировка. От любопытных.
Меня и Марину легонько, нежно пригласили туда, не знамо куда.
… За шторой, в густых кустиках было возведено партизанское застолье. Заходили таак, незаметно, в разные минуты и, и выходили, ребята и мужики конечно, и мы туда же, пришли, привели. Налили, подняли рюмки, а кто бутылки с пивом, поздравили друг друга и причастились. Кому сколько отпущено Богом и людьми. Вот это конспирация. Вот это понашему. Какой же это праздник, без праздника?!
