— А еще надо поменяться одеждой! Раздевайся! Срочно, — с этими словами начинает торопливо расстегивать свою курточку.
— Ленок, — я вздыхаю, — это прекрасная идея. Только ты не учла, что у тебя размер М, а у меня XXXL. И твоя курточка мне только на голову разве что налезет.
Она опускает взгляд на мой живот:
— Блин, — застегивается обратно, — маневр не удался.
Я развожу руками:
— Увы.
— Ладно, обойдемся без переодеваний. Я что-нибудь еще придумаю.
Мне уже заранее страшно. Так страшно, что трясет. Нервы натянуты до предела, сердце выдает тройной бит. Мне жарко и одновременно холодно, и больше всего на свете хочется оказаться дома, на любимом диване, с головой спрятавшись под одеялом.
Тем временем Лена снова подкрадывается к углу, выглядывает и с тихим «Ой» ныряет обратно.
— Что?
— Сюда прутся!
Я даже чухнуться не успеваю, как она проталкивает меня в проход между двумя вагончиками. Там все завалено какими-то коробками, доверху набитыми мишурой, и брезентовыми покрышками для сидений. В самом углу, уныло привалившись к стене, пристроился костюм уродливого клоуна.
— Лена!
— Цыц! — задвигает проход клоуном и прилипает к щели у него под подмышкой, — уже близко.
— Снова под ручку? — невесело кривлю губы.
— Ага, сейчас, — фыркает она, — прилипала точно готова на нем повиснуть и облобызать с ног до головы, а он держит ее на расстоянии. Просто отодвинул в сторону и пальтишко свое дорогущее отряхнул. Надо же, барин какой.
Я в отличие от подруги совсем не удивлена. Это вполне в духе Смолина – держать на расстоянии.
— Все. Идут! — поднимает указательный палец, призывая к тишине.
Я не хочу ничего говорить, но хочу видеть. До тряски. Поэтому пристраиваюсь у дырки под второй подмышкой.
Сначала перед глазами только пустая дорожка и ущербный лебедь соседней карусели. Потом хруст снега под чужими шагами, и в зоне видимости появляется Смолин со своей губошлепиной.
Ленка права — они рядом, но на расстоянии. Он идет, заправив руки в карманы, а девица мается рядом, тяжко вздыхая и поглядывая на него с откровенной надеждой.
— Кирюш, может покатаемся?
Меня передергивает. Мне никогда не нравилось это приторно-сладкое «Кирюша». Смолину оно подходит, как козе пятая нога и хрен между рогов.
Ему тоже не нравится. Настолько, что он останавливается аккурат напротив нашего наблюдательного пункта.
Я не дышу, Ленка, судя по всему, тоже. Стою, согнувшись буквой «г» и даже боюсь моргнуть.
— Оля…— он разворачивается к ней, и в глазах плещется холодное предупреждение.
Сейчас, самое время заткнуться и не провоцировать, но мисс Губа не понимает этого.
— Ну, что Оля? — капризно упирает руки в бока, — я думала, мы с тобой отдохнем. Погуляем. Может на коньках покатаемся.
Смолин…На коньках… Смешно… Она бы ему еще карусели предложила.
— …Или на каруселях.
Закусываю губы, чтобы не прыснуть.
— Ты ради этого меня заманила сюда? Устроила целое представление, чтобы покататься на колесе обозрения?
Дура она. Ой, дура. Он же не беспечный добродушный мальчик, с ним такие фокусы заранее обречены на провал.
Где же ты таких тупиц находишь, Смолин?
— Я просто хотела погулять, — канючит она.
— Гуляй. Я пошел.
— Кирилл! — она возмущенно топает ножкой, — не смей меня тут бросать!
Ой, дурында. Он сейчас тебя по всем фронтам бросит. У него же на лице крупными буквами написано, что ты его задолбала.
Ольга или читать не умеет, или свято верит в волшебную силу Великих Губищ. Надувает их еще сильнее и обиженно произносит:
