– Так. Про матушку тоже потом! А вот про антисанитарию поподробнее, – прищурилась я. – Про это в средние века знать не знали. И слова такого не было. Это даже мне известно. Прокололись вы, девушка. Давайте быстро рассказывайте, что за театр тут происходит!
– Театра я тут не видела, – покачала головой девушка. – И про средние века тоже не понимаю. Почему средние? А задние-передние где?
С трудом оставив при себе напрашивающуюся рифму, я обвела долгим взглядом собравшихся вокруг девиц, талантливо изображавших полное непонимание, и снова пристально посмотрела на Василису:
– Про века я тебе потом расскажу. Если захочешь. Ты мне про антисанитарию ответь.
– А что отвечать? Так моя бабушка всегда говорит, когда у нас в замке какой непорядок находит, – невинно взмахнула длинными ресницами она.
– Не то ты рассказываешь, вот она и не понимает ничего, – вмешалась Леля, которая, похоже, в принципе не умела долго молчать. – Кто ж женихов по количеству книжек оценивает? Ну, кроме тебя...
– А что я-то?! – возмутилась Василиса. – Мне этот жених даром не нужен. Пусть только на минуту дольше положенного задержит, уж батюшка ему тогда покажет!
– Опять ты со своим батюшкой! Мой батюшка сюда тоже орду пригонит, коли задержусь. И что? – Леля махнула рукой и развернулась ко мне. – Самый главный недостаток у нашего жениха, Марина, это то, что мы ему нужны, как телеге пятое колесо.
– То есть как? – заморгала я.
– То есть никак, – пожала плечами Василиса, явно любившая оставлять последнее слово за собой. – Вообще никак. Есть у него невеста: Луизка заморская. Других не надобно.
– А мы тогда что тут делаем?
– А мы тут делаем эту... Как её... Массовку, вот. Так моя бабушка говорит, когда отцову свиту видит. Мол, таскается за тобой толпа. Ничего не решает, никому не нужна, и по именам-то не всех помнишь. А разогнать нельзя, поелику царю без свиты невместно.
– И кто у нас бабушка? – проблеяла я, качественно траванувшись скармливаемым мне бредом.
– Светлана, мать царя Тридесятого царства, – гордо вздёрнула подбородок Василиса.
– Ах, тридесятого... – заулыбалась я и попятилась, заподозрив, что угодила в местную палату для сумасшедших. – Это который царь Горох?
– Какой горох? Ещё бы репой обозвала. Святогор он, – пожала плечами девица и опустила взгляд в книгу. – Тьфу, темень какая...
Она щёлкнула пальцами, и перед ней вспыхнуло миниатюрное солнце, залив пожелтевшие страницы ярким светом.
– Ах, Святогор... – под коленки врезался край чьей-то кровати, и я плюхнулась в мягкие перины. – Ну, тогда, да... Это всё объясняет...
Потом надо мной долго хлопотали. Отпаивали водой и приторно сладким компотом. Хлопали по щекам и пытались уложить спать. Я же никак не могла прийти в себя настолько, чтобы отмахнутся от этой ненужной заботы. Ненужной и вредоносной. Потому что кувшин с компотом подлетал ко мне сам собой, шторки балдахина задёргивались без какой-либо помощи извне, а одеяло норовило исполнить роль смирительной рубашки и укутать меня по самые брови. От этого я только сильнее впадала в ступор, отказываясь признавать то, что видели глаза: вокруг творилось настоящее волшебство, существование которого я всю жизнь отрицала.
Наконец суета принесла свои плоды. Горшок с водой врезался в кувшин с компотом, и меня обдало холодной и липкой волной.
– Ну, хватит! – рявкнула я, вскочив.
Крутившиеся вокруг девицы замерли от неожиданности, и я смогла перевести дух. Правда, вместе с ними в воздухе зависли глиняная кружка, большая деревянная ложка, с которой медленно стекал янтарный мёд, и вздыбившееся в угрожающей позе одеяло. Но меня уже сложно было смутить такой мелочью.
