Читать онлайн Юлия Самарова - Сказка для взрослых, или 100-минутный фильм

© Юлия Самарова, 2018

ISBN 978-5-4493-6586-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Все герои вымышлены и никогда не были знакомы друг с другом.

Исполняя этот жестокий приказ, воины врывались в дома жителей Вифлеема и его предместий, отнимали у матерей младенцев и предавали их смерти. Четырнадцать тысяч убиенных младенцев стали первыми мучениками за Христа. Плач несчастных женщин был так велик, что, казалось, его слышали в городе Раме.

СЦЕНА ВТОРАЯ

Чуть выше, между облаками, в очень необычном и красивом месте, в крепком дубовом кресле сидел не менее красивый и крепкий мужчина.

В его загорелой руке и длинных пальцах уютно расположился круглый бокал с не менее крепким напитком…

Комната имела весьма необычный вид: вместо четырех привычных стен были только две, образуя угол.

Две других выглядели как два огромных окна, не имеющие стекол, через которые открывался безграничный вид Иудейской пустыни.

Потолок представлял собой бесконечную синюю бездну. Что в обычной жизни обычно называется небом. На одной из стен полностью расположилась библиотека, уходящая далеко ввысь как огромная бездна знаний… среди которой едва угадывалась дверь – возможно, в другую комнату или в другую жизнь…

На другой стене висел 64-дюймовый плазменный телевизор с разрешением 1920×1080 пикселей и эквивалентной частотой развертки 600 Гц, на котором в красках, в хорошем качестве происходила бойня под Вифлеемом и его окрестностями.

– Берт? Сколько младенцев он уже убил? – обратился мужчина к стоящему человеку с планшетом в углу комнаты, закуривая сигару.

– Подходит к десяти тысячам, синьор, – ответил невысокого роста человек, больше напоминающий подросшего ребенка переходного возраста.

– Ну что же, он не нарушит договор. Пожалуй, мы покажем эту картинку Вероне. Пригласи ее, Берт.

Из соседней комнаты послышался мягкий женский голос:

– Не слишком ли это для нее, дорогой?

– В самый раз, дорогая, ей придется жить в этом мире. Она должна к нему быть готова.

Глубоко вздохнув, женский голос продолжил:

– Ты позволишь этой несчастной матери увезти свое дитя в Египет?

– Да, конечно, – ответил синьор, – и даже дам ей осла и проводника. Какой смысл его убивать со всеми остальными? Он же и так смертник. Милая и трогательная история. Через 30 лет с немногим люди сами зверски убьют его. Ты не поверишь, за чертовски смешные деньги. Чтобы потом молиться на него до скончания света. Люди любят мучеников. Они прикуют свое внимание к нему навсегда. Ведь им просто необходимо чувство вины, чтоб была возможность ее искупать вечно. Иначе жизнь прожита зря. Вот я дам им превосходную возможность. Хотят Бога – пожалуйста. Сначала убьют, потом будут отмаливать. Опять же, все упорядочено. Они будут так усердно молиться и страдать, что никому даже в голову не придет мысль о наличии кого-то еще. Верона навсегда останется в безопасности. Или о чем это мы?.. Царь Ирод – уязвленный царь-полукровка, он все сделает как надо, он не нарушит договор. Не ведая того, он положит сегодня начало. Вся его жизнь – это бесконечная сделка со мной.

– Твое архитектурное образование не дает тебе покоя, дорогой.

– Ах… Ты права, дорогая, а какую красивую и завораживающую смерть я ему придумал… Он проживет яркую и кровавую жизнь, а умрет заживо изъеденный четырнадцатью тысячами червей. Этот проект – самый масштабный, и он будет работать ближайшие три тысячи лет, – с восхищением выкликнул синьор.

– Верона-Мария-Виктория-Канто, синьор! Позволите войти? – немного развернув свое подростковое тело в сторону центра комнаты, с нескрываемым восторгом выкрикнул человек с планшетом, уходя в фальцет на последней фразе.

– Ты сейчас объявил мою дочь как рок-звезду? Или мне показалось? – подняв глаза и не поворачивая головы, переспросил синьор.

– Вам не показалось, – ответил человек с планшетом. – Я смотрю концерт параллельно на «Ютубе». У меня поет Роберт Энтони Плант.

– Да. Весьма интересный музыкант, – согласился синьор. – В молодости – демонически красив и внешне холоден, в старости – божественно хорош и эмоционально жив.

Они практически запели оба: Baby…

Как вдруг непонятно откуда в комнате образовалось милое и бесконечно трогательное существо с босыми ногами и крыльями за спиной. Девочка лет эдак восьми-девяти. В облегающем пастельном платье сиреневых оттенков, с длинными волнистыми волосами цвета вечерней пустыни, залитой солнцем.

– Здравствуй, милая, подойди ко мне. Не хочешь ли ты взглянуть, что там происходит?

Синьор махнул слегка головой в сторону большого монитора, не спуская заботливого и бесконечно теплого взгляда с ребенка, взяв нежно ее маленькие руки в свои и поцеловав по очереди каждую.

– Вовсе нет, – ответила Верона, даже не поворачивая головы в сторону экрана.

– Вовсе нет? Вот как? – удивился синьор, не скрывая улыбки. – И что бы ты хотела сейчас?

– Ну-у-у-у… – Взгляд Вероны повернулся в сторону бесконечной пустыни… – Там, в пустыне, далеко отсюда, бежит скорпион, я хочу оторвать ему лапки.

Это заявление привело синьора в абсолютный восторг. Он рассмеялся на всю комнату демоническим смехом. Так, что человек с планшетом на некоторое время даже поднял глаза от своего девайса. Повернув голову в сторону пустыни, синьор щелкнул языком…

В ту же секунду бегущего скорпиона в глубине пустыни подбросило в воздух, перевернуло на спину и в воздухе оторвало ему все лапки. Приземлившись на песок, лапки аккуратно упали рядом с ним, и только хвост по-прежнему мотался туда-сюда по песку.

– Вот это да-а-а, пап! Как это так? – оживилась Верона.

– Все просто, милая. Никогда не надо делать руками то, что можно сделать силой мысли.

– Но я так не умею, – ответил ребенок.

– Научишься, милая. Ты много чему научишься. Но сначала тебе надо научиться прятать этот милый подарок, доставшийся тебе от твоей мамочки. – Синьор нежно погладил ее белые крылья. – Он не для повседневного ношения. Со временем ты научишься их убирать. Их не должны видеть все кто попало. Это слишком уязвимо для тебя.

Переведя на некоторое время взгляд на экран, закурив сигару, синьор снова вернулся к Вероне.

– Когда я вырасту, я тоже буду курить, – сказала Верона, с удовольствием изучая это магическое действие с сигарой.

– Конечно будешь, – не задумываясь ответил синьор. – Ты проживешь долгую и интересную жизнь. Ты будешь делать все.

– И счастливую? – уточнила Верона.

– Счастье – это слишком накладный аксессуар, детка. Он вызывает некую зависимость, что влечет за собой нестабильность. Я бы не советовал тебе всерьез этим увлекаться. Ты начнешь грустить. Я не хочу, чтоб ты грустила. Ты – радость моего сердца.

– А мама говорит, что у тебя нет сердца, – упиралась Верона.

– Ну-у-у… тут мама не права. Сердце – это часть механизма, его главная часть, просто оно у всех разное. У мамы одно сердце. У меня – другое сердце. Они у нас просто разные. А у тебя оно – третье, твое сердце состоит из моего и маминого ровно пополам, – продолжал синьор, не спуская с дочери любящего взгляда.

– Но сердце страдает, – не унималась Верона.

– Оно не страдает, оно работает, – терпеливо возражал синьор. – Оно работает как часть механизма под названием «организм». Если тебе так угодно, милая. Страдание – это его работа. Эти мамочкины версии видения мира могут сыграть с тобой злую шутку. Я бы не советовал тебе, детка, понимать это буквально.

– Какие у нас цифры, Берт?

– Почти двенадцать тысяч, синьор!

– Браво! – воскликнул синьор. – Собирайтесь, друзья мои. Мы покидаем Иудейскую пустыню. Нам больше нечего здесь делать. Здесь уже все произошло.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Тем временем — Москва, наши дни. Прямо здесь и сейчас.

– А-ха-ха-ха, я бы не советовал вам, любезный друг Картон, скидывать все козырные карты. Взгляните, колода еще полная.

– Премного благодарен за вашу заботу, милый Дрон, однако я все же оставлю эту тактику, ибо интуиция мне говорит, что надо решаться… И что это наша милая Чиндрагон загадочно залипла в свои карты?

– Вот она-то под вас и пойдет сейчас, – продолжал Дрон. – Или вы надеетесь на ее любимую комбинацию 6 и 7?

Чиндрагон обиженно подняла глаза на своих коллег по картам и с надутыми губами процедила:

– Хватит мухлевать и подглядывать.

Оба друга закатились полудетским игривым смехом.

– Ну да, ну да, только обманывать и готовы, – сердилась Чиндрагон. – Я все слышу, о чем вы думаете, только не надейтесь, я буду внимательна, вот вчера ночью я слышала: кто-то ходил по крыше.

– Я тоже слышал, – сказал Картон. – Шаги такие странные: шлеп-шлеп-шлеп, прям в диагональ крыши, прям будто маленького роста кто-то.

– И еще как крылья хлопали будто, но крылья большие, мощные, на голубей не похожи, – добавил Дрон. – Но видно никого не было. Мы ведь с вами одни тут обитаем? На крыше. Или не одни, получается?

– Голуби ночью спят, друзья мои.

– Кто это сейчас сказал из вас? – спросила Чиндрагон.

– Не я, – сказал Дрон.

– Не я, – сказал Картон.

– Мне страшно, – сказала Чиндрагон.

Они сложили свои карты на ящик, поставленный боком в виде стола, закурили и затаились на менее низких ящиках вокруг него в виде стульев. Вроде было тихо. Только ночная Москва спальной ночной окраины глубоко дышала.

– Может, показалось? Не хотелось бы чужих на нашей территории, – сказала Чиндрагон.

– Будем думать, что так.

– Будем, – согласились все трое.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Но им не показалось. Крыша уже была разделена на две части, ровно в диагональ. В другой ее части также сидели и курили двое. Маленький человек с планшетом, больше похожий на ребенка подросшего возраста, и высокая и красивая девушка с длинными волосами цвета залитой солнцем вечерней пустыни. Самым необычным образом на спине у девушки на месте лопаток располагались большие белые крылья, практически закрывавшие ей всю спину. Они абсолютно не мешали ей, хотя, когда она сидела на ящике, ее крылья почти лежали на полу, закрывая ее колени, что совсем не нарушало гармоничного вида. Даже дымящаяся сигарета в руке не могла испортить ее.

Они еще какое-то время сидели молча. Маленький человек по-прежнему залипал в свой планшет, а девушка, не расставаясь с сигаретой, смотрела куда-то вдаль, туда, где небо уходило в горизонт.

– Верона, они же не смогут тебя увидеть – эти наши соседи по крыше?

– Нет, Берт, они меня ощущают, возможно слышат, а вот увидеть – вряд ли, – ответила девушка. – А вот тебя они слышат и видят, поэтому не спеши с ними здороваться. Пусть это произойдет как можно позже.

– Итак, детка, – продолжил Берт, – напомни, зачем мы здесь?

– Ну, я – оттого, что у меня есть ряд нерешенных вопросов, ну а ты, видимо, потому, что тебя папа попросил… Или какой у вас там договор? Типа присматривать за мной.

– Не присматривать, а помогать, если что… – обиженно проговорил Берт.

– Ну вот видишь? Сам все знаешь, – неожиданно мягким голосом сказала Верона. – Ты же проводник, работа у тебя такая, между этим светом и тем, между проекциями и мной, между мамой и папой… Если вдруг что-то… Я же без тебя могу наделать всякие неразумные вещи, если вдруг совсем потеряю баланс между маминой и папиной половиной.