Но есть же разница!
– Рохор, не могли бы Вы показать нам второй акт нашего спектакля, – попросил Ольгарт просто чтобы перевести разговор на другую тему. – Вот пришли Вы к Нуару докладывать о своей промашке, и что?
Ох, это он, наверное, зря. Вряд ли парню приятно вспоминать эту сцену. Да и демонстрировать ее всему народу едва ли хочется – в кабинете Нуара трудно выглядеть героем.
Рохор оторвался от блюда с жаренными орешками.
– Смотрите, – он перехватил у Уйха управление зеркалом, и из прозрачной дымки выплыла свирепая морда Нуара на фоне стрельчатого окна. Интересно, она хотя бы иногда бывает не перекошенной? Увидишь вдруг прямой и неискаженной, так, глядишь, даже и не узнаешь… г-хм… человека.
– Как?! Ты! Скотина! Тварь безрукая! Что б тебя шестизубые черви век пережевывали! – вопил черный архимаг на одной ноте. – Ты что, спал там на ходу, зараза?!
– Я не ожидал, мэтр, – прозвучал хорошо знакомый Ольгарту безжизненный голос. – Он выглядел совсем больным.
– Да? Не ожидал? Да? – зашипел архимаг, его хищно прищуренные глаза приблизились и заполнили чуть ли не все зеркало. – А может ты ему нарочно позволил, а? Пожалел, а? Меня твоя сентиментальность уже до рыжих демонов доконала! – вдруг заорал он во весь голос. Орать ему определенно привычнее, чем зловеще шипеть.
Это Рохор что ли сентиментален? – изумился Ольгарт. – Если он сентиментален, то я уже и не знаю… Нуар что, совсем спятил?
– Давно бы прикончил тебя, если б не жаль было вбуханных усилий. Семь лет тебя воспитываю, дурь вышибаю, но в тебе, похоже, дури немеряно! Не одну сотню лет выколачивать придется. Но я уж расстараюсь ради любимого ученика!
Ско-олько лет воспитывает? – окончательно ошалел Ольгарт. – Это в каком же возрасте парень попал в орден? Совсем ребенком?
– Не ожидал он! Что б в тебе каменные винторогие улитки дырок насквозь насверлили, – заходился ором Нуар. – Да я тебя сейчас… я тебя…
Архимаг на пару секунд затих. Видимо пытался придумать наказание, достойное ужасной провинности ученика. И то ли не придумал, то ли не смог выбрать нужное из обширного списка, нарисованного его богатым воображением.
– На коленях будешь пощады просить! – взвыл он, так и не определившись с самой страшной из возможных кар.
– Нет, мэтр, – все так же бесстрастно прозвучало в ответ.
И вдруг стало тихо. Ольгарт недоуменно покосился на Рохора – у него что, случился сбой отображения памяти? Звук пропал?
Нет, зеркало работало вполне исправно.
– Что? – тихо и ошалело переспросил Нуар после продолжительной паузы. – Ты… как… Как это – не будешь?
– Я виноват и не заслуживаю снисхождения.
– Да-а? – в голосе архимага послышалась некоторая озадаченность. – А может, все же попробуешь? – ехидно поинтересовался он. Весь аж желчью изошел. Ну, хоть орать на время перестал, и то хлеб, а то голова уже побаливает.
– Нет, мэтр, – проговорил лишенный интонации голос.
– Ты что несешь, мерзавец?!
– Вы поступите, как сочтете нужным независимо от моих просьб. Предположить иное означает заподозрить в сентиментальности Вас самого.
Опять пауза… Тихо…
Великие боги, Рохор, он что рехнулся? Что ж он делает? Нуар же сейчас…
– Проси пощады, скотина! – взревел вдруг Нуар так, что заложило уши.
– Это приказ? Простите мэтр, я не понял. Я выполню, но поскольку этому меня не обучали, я бы хотел получить дополнительные указания. Должен ли я громко завывать, или, наоборот, говорить тихо и проникновенно? Должен ли я расплакаться?
