Буду старуху искать,
правду из нее выбивать,
хату свою назад возвращать.
Сказала – и за дело:
на метелку, вскочив, полетела.
Только и успели ворона да кошка
пожелать ей легкой дорожки,
да глазом моргнуть,
да на прощанье всплакнуть.
Еще не рассеялся дым,
ан, ее уж и след простыл.
Долго ли, коротко ли
летит Ленка-Яга,
костяная нога.
Вот уж и город с огнями позади,
и лес с избушкой ждет впереди.
Летит Ленка над горами,
летит на долами,
помелом след заметает,
посвистом тучи разгоняет.
Видит, во мгле ночной —
лес глухой,
лес глухой, дремучий,
а средь кустов колючих —
опушка зеленая,
Ленке знакомая.
И окрестность обычная,
и местность привычная,
но что-то душу терзает, смущает,
будто чего-то здесь не хватает.
Сердце у Ленки чаще забилося,
Ленка низко к земле опустилася,
чутко ухо свое навострило,
носом своим во тьме поводила,
зорко очами во мрак поглядела
да так и похолодела.
Все та же опушка,
но где же избушка,
где же забор,
ворота и двор?
Лишь трава примята,
да земля истоптана,
и окрест тишина и ни звука —
ни хип-хоп, ни рэпа, ни рока.
Ажно уши как режет,
ажно голову кружит,
за сердце хватает,
тоской удручает.
Ленка смотрит вокруг ошалело,
все в глазах ее потемнело,
стала с горя кружиться-метаться
да на части рваться-кидаться.
По опушке топчется-рыщет,
след вещей утерянных ищет
и нашла-таки косточку малую,
косточку малую, в спешке забытую.
Вот и все, что осталося,
вот и все, что Ленке досталося.
Ленка птицею дикою мечется,
одинокой волчицею плачется,
криком кричит, надрывается,
с горем своим да не справится.
Такого-то горюшка
не знала дотоле Аленушка.
Разве что раз единый
(припомнился случай старинный)
не пустили ее предки на стрелку —
закатила истерику Ленка.
Страшно убивалася,
чуть с жизнью не рассталася,
убиться пообещала,
чуть из дому не убежала.
А нынче-то и того пуще:
горе-то еще круче.
Мучается Ленка-мается,
в ошибке своей горько кается,
что хитрость старухину не распознала,
умысел тайный не разглядела,
к избушке вовремя не подоспела.
Неспроста Яга опасность учуяла,
неспроста карга место покинула,
избушку прибрала —
Ленку вокруг пальца обвела.
Ленка мучается-мается,
откуда беда взялась, додумать пытается.
Все себя корит,
про себя говорит:
– Видно, худо я одевалася,
видно, бедно я наряжалася,
волосы чесала непышно,
уста красила неярко,
плохо квартирку-то я обставляла,
небрежно добро-то приберегала.
Вот и соблазнилась старая замухрышка
на мою избушку-лачужку.
Вот мне и проклятие
на мое непонятие,
тяжкое мне наказание
за позднее мое разумение.
Ленка плачет-мается,
рыдает-убивается,
туда-сюда ходит и ходит,
места себе нигде не находит,
душу свою понапрасну терзает,
куда податься дальше, не знает.
А теперь-то податься ей некуда,
а теперь-то искать ей и нечего.
Тяжелехонько Ленка вздохнула,
напоследок еще раз взглянула
на дубы на могучие,
на кусты на колючие,
на траву на примятую,
на опушку проклятую.
И, бросивши сеть бесполезную
да мешок с кочергою железною,
что назначались врагу —
изловить бабу Ягу,
побрела горемычница-девица
по лесной по дремучей беспутице.
Старухою дряхлой идет-ковыляет,
метелка устало за нею хромает.
Сколько дней ходила, плутала,
и сама-то не знала.
И сама-то не знала,
сколько дней не спала, не дремала,
сколько дорог утоптала,
сколько сил потеряла.
Не сносить бы ей ног,
только бог ей помог.
Наступил конец скитанию долгому —
вышла Ленка к пруду широкому,
к пруду широкому, к пруду глубокому.
Присела на часок
на крутой бережок,
на камешек беленький,
камень прибрежный;
