Не страшно, что закрылись до поры.
Когда Давид очнулся – было жарко.
Он явно уже что-то пропустил,
Ведь кто-то настежь отворил оконце,
И двери в дом широко растворил.
И всё бы ничего, но музыканту
Вдруг захотелось выпить молока.
Но в дареной ему пастушьей крынке
Всё скисло, что не сделать и глотка!
Ответ само собою напросился.
Пока он отдыхал, явился гость.
Невидимо прокрасться в дом под крышу
Ему не ясно как, но удалось.
А этот день последний был и главный.
Как всё же неразумен был старик!
Обрадовавшись появленью дочки,
Он допустил, что кто-то в дом проник.
Красавица качалась на качелях,
Возможно вспоминая, как жилось
Прекрасно до сердечного сближенья…
Ведь именно тогда всё началось.
Давид спросил: «Где батюшка? Давно ли
И для чего раскрыто так жильё?
Припрятаны ли вами веретенца?
Иначе ведь напрасным было всё».
А девушка ответила: «Не бойся.
Сундук вскрыть может только соловей.
Он улетел за тонкою рубахой,
Что я должна расшить рукой своей.
Отец пошёл за красящей травою,
А также, чтобы ягод подсобрать.
В три цвета я должна окрасить нити
И после лишь узоры вышивать!»
Давид в оттенках красок разбирался,
О каждом без сомнения б сыграл.
Но сам процесс окрашиванья нити
Не видел, и поэтому не знал.
Не притворяясь, он признался деве:
«О каждом цвете много знаю я.
И даже кто, какой цвет излучает.
Оранжевый исходит от тебя.
Но с мастерством окрашивать изделья,
Признаюсь, не был ранее знаком.
Надеюсь, что сегодня ты покажешь,
Какой травою красишь, иль цветком…»
«А тут мудрить не надо. Даёт зелень
Мохнатая крапива и пырей.
Они как сорняки растут повсюду.
Собрать их можно даже у дверей.
Душица и крушина в красный красит,
А в жёлтый – лист берёзы и полынь.
В цвет синий – василёк и ежевика.
От ягод бузины бледнее синь.
В коричневый – кора ольхи, крушины
И луковые листья шелухи.
Кувшинок корни серым напитают,
А толокнянка носит цвет земли.
Но это лишь мельчайшая частичка
Возможностей. Тебе это зачем?
Твоё призванье восхищать игрою.
Такой талант дарован ведь не всем!»
«Спасибо, что немного просветила.
Но мы с тобою говорим сейчас
Наверно не о том. Дом отворили,
И что-то нехорошее ждёт нас.
Внутрь не входи. Прикрой окно снаружи.
Я в обереге и не пропаду.
А ты всё время пребывай на солнце,
Не смей скрываться в тень иль полутьму!»
Давид вошёл в избу, надеясь слухом
Воспользоваться именно теперь.
Он не играл – как прежде, просто слушал,
И всматривался, словно дикий зверь.
Приглядывался – всё ль ему знакомо?
Вся утварь была вроде на местах.
Поймать что изменилось, одним взглядом,
Непросто, если внутрь закрался страх.
Тот, кто живой, но всё-таки невидим,
Укроет тело, но не сердца стук.
И юноша, ступая осторожно,
Пошёл, ища знакомый, схожий звук.
Не зря учитель настоял, прослушать,
Как на пути возможно различать
Людей по тонам внутренних ударов,
Они ведь могут много рассказать.
У стенки, где сундук стоял – спокойно,
Как и в восточном и святом углу,
Где были установлены иконы.
Всё было тихо, кажется, в дому.
Однако еле-еле уловимо,
Под полом раздавалось: тук, тук, тук…
Давид увидел приоткрытый подпол.
Шёл именно оттуда этот звук.
Кто прятался там, было неизвестно,
А потому не стоило и лезть.
Звук говорил, что недоброжелатель,
С коварным, зачернённым сердцем здесь.
Бороться с ним, не зная чародейства,
Давид не смел. Его маг остерёг.
Он подпол затворил, подпёр ухватом,
Чтоб доски приподнять злодей не смог.
А сам пошёл предупредить девицу,
Что в доме без отца ходить нельзя.
